чтобы сделать снимок. Но надо выяснить, что с рукой, прежде чем предпринять действия.
— Кто-то привел вас сюда?
— Мой… муж.
— Он сейчас в приемной?
Мне трудно было скрыть свою злость на этого подонка. Впрочем, это мог быть кто-то другой. Молодая женщина поняла, что не одурачила меня историей падения со ступенек, и, говоря о муже, прятала глаза — еще один знак, что она лжет. Какой-нибудь неудачник использует жену вместо тренировочной груши, вымещая свою злость на весь белый свет.
— Он сейчас в холле?
— Да… Кении ждет меня. — Она продолжала смотреть куда угодно, только не на меня.
— Увидимся позже.
— Выйдя из комнаты, я попросил одного из медбратьев сопровождать Шамику в рентгеновский кабинет. Потом направился в холл и стал выяснять, кто из ожидающих пришел с Шамикой Уилсон.
Вперед вышел тощий жилистый мужчина.
— Как там Шамика? — спросил он.
Прежде чем ответить, я молча долго смотрел ему прямо в глаза.
— Я послал ее на рентген, но уверен, что рука сломана и понадобится гипс.
Он вздохнул.
— И как долго это продлится?
— Пока не знаю. Сначала надо посмотреть снимок. Шамика утверждает, что упала с лестницы. Я нахожу это странным, ведь она падала с лестницы уже три раза за последние несколько месяцев.
Он пожал плечами:
— Что я могу сказать? Эта сука неповоротлива.
Если бы он не обругал ее, может, я бы смолчал и не стал вмешиваться. Меня охватила ярость.
— А теперь послушай меня, Кенни. Мы оба знаем, что это не несчастный случай, верно? Все это ложь. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, что у тебя есть жена?
Были ли они на самом деле женаты — не имело значения, но подозреваю, что нет.
Глаза Кении вызывающе сузились. Он явно не собирался раскаиваться, и это было мне только на руку.
— Она хорошая женщина. Как ты смеешь с ней так обращаться? — процедил я сквозь зубы. — Тебе доставляет удовольствие бить женщину?
Он не отвечал.
Все вокруг смолкли и внимательно слушали, это и было моей целью — привлечь аудиторию.
— Она это заслужила. Имела наглость раскрыть на меня рот.
— Ну все, хватит! — Я схватил его за ворот, приподнял, так что его ноги почти не касались пола и он вынужден был стоять на цыпочках.
Я понимал, что за такой поступок меня могут запросто выгнать из клиники, но в тот момент мне было все равно. Я и сам не ожидал от себя столь бурной реакции. У него
— Ты ничтожество, — слова были как плевок, — еще раз ударишь ее — и будешь иметь дело со мной. Тебе все ясно? — Я чеканил каждое слово, чтобы до него дошло, что я не шучу.
Он делал попытки вырваться, но я держал крепко.
— Так мы поняли друг друга? — С этими словами я припечатал его к стене.
Он пытался кивнуть, но это было нелегко, потому что я так скрутил ворот его рубашки в кулаке, что он с трудом мог дышать.
— Отлично.
Его лицо было так близко от моего, что наши носы почти касались.
— Доктор Эверетт, доктор Эверетт! — Директор клиники, Мими Джонсон, положив руку мне на плечо, вынуждена была несколько раз повторить мое имя, прежде чем я услышал ее.
Я не знал, сколько времени она находится рядом.
Неохотно выпустив воротник Кении из своего кулака, я не сводил с него взгляда, давая понять, что я не шутил и не отступлю. Кажется, он струсил и мечтал об одном — смыться отсюда, оказаться подальше от меня.
Освободившись из тисков, он поднес к шее руку с таким видом, как будто его чуть не задушили. Если снова побьет Шамику, он поплатится. Сомневаюсь, что она подаст на него заявление в полицию. Я часто сталкивался с подобной ситуацией, такие мерзавцы редко несут заслуженное наказание.
Я не агрессивен по натуре, но сейчас был доведен до точки кипения. Надо, чтобы он не только был напуган и унижен, надо, чтобы он понял, что, если еще раз он поднимет руку на жену, я заявлю на него. Впрочем, если она не подтвердит обвинение, все будет тщетно.
Кении, еще раз метнув на меня настороженный взгляд, выбежал вон, хлопнув за собой дверью. Мими тут же попросила зайти к ней в офис. Я слушал и покорно кивал в подходящих местах. Моя работа заключается не в том, чтобы судить людей, а в том, чтобы лечить их — и больных, и раненых. А с домашним насилием пусть разбираются власти. Кому это положено. И это не моя собственная клиника, чтобы вести себя как мне угодно.
— Ты понял? — Мими выдохлась.
— Да. Но я не мог бы гарантировать, что такое не повторится.
— Если еще раз ты проявишь подобную агрессию, встанет вопрос о твоей работе в клинике.
Я промолчал.
— Ты хочешь уйти? Надо искать замену?
— Я исправлюсь. — Это прозвучало по-детски.
— Хорошо. — Она с облегчением вздохнула.
Я закончил дежурство и ушел, избегая разговоров с коллегами и с Мими. Отъезжая от клиники, я сам был потрясен своим поступком. Ни разу в жизни я еще не проявлял такую несдержанность. Настало время уходить. Мими это поняла, и я тоже. В понедельник напишу заявление об уходе.
Войдя в дом, я бросил ключи на стол, уселся на софе и обратился к Ханне: «Я потерял эту работу. Только что. Но не жалею, потому что этот подонок заслужил трепку, которую я ему задал. А должен был лечить и помогать травмированным людям, а не вмешиваться в их личную жизнь».
Обычно я покупал себе что-нибудь на ужин по дороге из клиники домой. На этот раз совершенно забыл о еде, хотя не ел ничего после полудня, и мой желудок протестовал громким урчанием.
Подогрев себе консервированный суп, съел прямо над раковиной. Потом постоял, чувствуя, как напряжен. Стресс не проходил.
«Я не могу так больше», — сказал я Ханне.
Мне нужна сейчас она, я безумно скучаю по ней. Ханна была бы в ужасе от истории с избиением Шамики, но нисколько не осудила бы меня за выволочку, которую я устроил этому ублюдку Кении. Она нашла бы сейчас слова утешения, которые помогли бы мне успокоиться. Но ее не было. И никогда больше не будет. Мне придется самому справляться с ситуациями подобными сегодняшней. Конечно, я действовал неумно и уже сожалел о своем срыве, но в глубине души был доволен, что наказал и запугал этого любителя бить женщин.
Только к полуночи я немного успокоился и лег спать, но уснуть не мог. Долго ворочался с боку на бок на смятых простынях, потом решил почитать. Но и это не помогло, тогда в отчаянии я взял фото Ханны — одно из моих любимых, — она шла по большому полю среди зарослей диких цветов. Я снял ее в одну из наших поездок в выходной, несколько лет назад. Фотография всегда стояла на столике около кровати. Я положил ее рядом, на соседнюю подушку. Это помогло, и немного погодя я заснул.
Проснулся от яркого дневного света, долго лежал, глядя в потолок и вспоминая события вчерашнего вечера. Потом повернул голову, чтобы взять фото Ханны и вернуть его на столик, но, к моему удивлению, на подушке ничего не было.
Я сел и огляделся. Через несколько минут сообразил, что, вероятно, ворочаясь во сне, случайно сбросил фотографию на пол. Она действительно оказалась на полу. Поднимая ее, я увидел, что стекло разбилось, а рамка треснула.
