как раз вовремя вспомнил, что стоит закрыть глаза. Пусть думают, будто он до сих пор без сознания.
— Вот этот кусок дерьма мы должны перевезти через реку, — сказал первый наемник.
— И прямо сейчас, — добавил второй.
Третий голос, с флорентийским акцентом, ответил:
— Вам придется выкручиваться самим, вы не переедете через этот мост и ни через какой другой.
— Нам нужен этот мост, капитан, — настаивал первый наемник. — У нас важное дело на другой стороне. Читайте, здесь сказано, мы имеем право просить вашей поддержки.
— Я дал вам совет. Это все, что у меня есть, — ответил капитан.
— Оставьте его себе, — заявил второй наемник. — А нам лучше дайте несколько человек.
— Да вам понадобится чертова армия, чтобы пробиться через эту толпу, — сказал капитан, — я же не могу дать вам ни одного солдата.
— Здесь сказано…
— Я умею читать, — отрезал капитан, — а это гораздо больше, чем умеете вы. Приведите мне того, кто это написал, и я, может быть, выслушаю его. Вам же я скажу, что делать: разворачивайтесь и ниже по течению, у Сардинии, попробуйте нанять лодку. Не исключено, что печать на этом клочке бумаги произведет впечатление на какого-нибудь бедного гребца.
— Мы доложим о вашем поведении, когда вернемся, — пообещал второй наемник. — Я запомнил ваше лицо.
— Не сомневаюсь. А пока что разворачивайте экипаж и уезжайте с моста. Любой, кто пытается прорваться сквозь этот сброд, только еще больше их раздражает. Попробуйте найти переправу. Если вам не повезет с этой бумагой, вы всегда сможете стянуть лодку сами. В этом вы, наемники, большие мастера, а?
Оба наемника принялись бранить капитана, красноречиво и без акцента, и тот засмеялся. Затем в отдалении раздался грохот железа, громкий вопль, и капитан закричал:
— Теперь вам ясно, почему вам придется поворачивать? Уезжайте немедленно!
Совсем близко громыхнула пушка, экипаж прокатился вперед, когда лошади испуганно дернулись.
Дверца захлопнулась с такой силой, что вся повозка закачалась. Паскуале позволил уложить себя обратно на пол и рискнул открыть один глаз, когда солдаты заспорили на своем гортанном языке. Отсветы огня заплясали по крыше повозки, чьи-то головы промелькнули за окном. Затем обзор заслонил рогатый шлем одного наемника, который высунулся в окно и крикнул вознице, чтобы тот трогал. Возница, видимо, заспорил, поскольку солдат выругался и заорал, что им необходимо попасть на другой конец моста, надо ехать, ехать, и прямо сейчас, сейчас же гнать галопом!
Экипаж рванул вперед так резко, что Паскуале перекатился под ноги солдатам, которые пнули его обратно, словно бревно, оставив синяки у него на бедрах и плечах. По бокам повозки заколотили, с резким звоном разбилось окно. Экипаж закачался, когда удары усилились и сделались чаще, потом повозка набрала скорость.
Снаружи раздались крики и взрывы. Наемники припали каждый к своему окну и принялись быстро стрелять из пистолетов. Паскуале попытался сесть, охваченный паникой, но тут один из солдат вскрикнул и завалился назад, прямо на него.
Паскуале чувствовал, как горячая кровь человека пропитывает его тунику. Он задыхался под весом мертвого тела и обеими руками обшаривал пояс наемника, но ножа не нащупал. Затем тяжелый груз исчез, и первый наемник поднял его за волосы так, что он закричал, когда солдат потащил его из экипажа в полную шума и огней ночь.
Они были на Понте Веккьо. Он походил на ворота в Ад. По обеим сторонам дружно полыхали лавки, крыши провалились, пламя поднималось высоко, а искры взметались еще выше. Разбитые ацетиленовые фонари с шипением выплевывали гейзеры желтого огня. На противоположном конце моста толпились люди, их лица казались красными в свете пожара, а глаза — блестящими булавочными головками. Некоторые забрались на парапет или на еще не занявшиеся лавки. С их стороны неслось мощное нестройное пение и град маленьких метательных снарядов, которые становились заметны, только когда взлетали в свете пожара. Большая часть прошла мимо экипажа, но некоторые ударились о мостовую рядом с повозкой, с резким грохотом запрыгали камни, зазвенело стекло. В нескольких braccia отсюда лежало мертвое тело, другие трупы были разбросаны по мостовой, трудноразличимые кучи в неверном свете пожара.
Воздух над головой взорвался выстрелами: солдаты, оборонявшие баррикаду, решили, что экипаж проскочил, и возобновили стрельбу. Паскуале видел, как человек развернулся и свалился с парапета в воду. Все звуки, которые он, должно быть, издавал при падении, заглушил шум толпы.
По обеим сторонам от пылающего моста, по берегам, тоже горели дома, а под ними пылали их перевернутые отражения.
Наемник запустил пальцы в волосы Паскуале и запрокинул назад его голову. Он сказал:
— Ваша чертова милиция застрелила возницу и Луиджи. Только попробуй бежать, и я тебя пристрелю. Прикончу на месте.
У Паскуале пересохло во рту. Он водил языком по небу, пока не появилась слюна, затем заговорил:
— Мне казалось, ваш хозяин хочет получить меня живым.
— Мне приказано доставить тебя на другую сторону моста. Мертвым, живым, мне без разницы. Но, как я понимаю, солдаты там, сзади хотят тебя живым, иначе они стреляли бы по нам из пушек, как они стреляют по толпе, чтобы сдержать ее.
— Чего ты от меня хочешь?
Наемник снова схватил Паскуале за волосы и потянул назад:
— Мы пойдем обратно пешком, и ты потребуешь у них гарантий на безопасный переход через реку. Может, они послушают такого благородного господина, как ты.
Паскуале поразился подобной глупости и засмеялся наемнику прямо в лицо. Солдат вышел из себя и сбил Паскуале с ног. Паскуале увидел в этом свой шанс. Он прокатился под экипажем, вскочил на ноги с другой стороны и побежал к баррикаде. Единственное, что ему оставалось, — это размахивать связанными руками над головой и кричать, что его похитили. Рев толпы позади него усилился: они рванулись вперед. Огоньки засверкали и замелькали в рядах милиции за баррикадой, первые пули ударились в булыжники мостовой рядом с Паскуале. Одна стесала камень парапета и со свистом ушла в тьму над водой.
Паскуале припал к земле, стараясь сделаться как можно незаметнее. Зажигательные стрелы тоже летели дождем, повозка начала гореть в тех местах, куда они угодили. Наемник внезапно осел и схватился за пронзенный нагрудник. Горящие стрелы сыпались на мостовую, самое жуткое, что одна угодила в труп, который, в чудовищной пародии на жизнь, медленно зашевелился посреди шара оранжевого пламени и черного дыма, когда его мускулы начали сокращаться от жара.
Грохнула пушка. Ядро просвистело над головой, снесло верх горящей лавки и исчезло в темноте. Толпа отхлынула назад, люди в панике топтали упавших товарищей. Пара лошадей, впряженных в экипаж, рванулась вперед, вращая глазами, пена стекала с их губ, когда они пытались сдвинуть стоящую на тормозе повозку.
Паскуале побежал обратно к экипажу, поскольку это было единственное укрытие на мосту. С перекрещенными и связанными руками он не мог схватиться за поручни, но поставил ногу на скобу и подтянулся вверх. Возница лежал на козлах, Паскуале испачкал кровью руки, когда высвобождал поводья из хватки мертвеца. Он пинком снял колеса с тормоза, хлестнул вожжами по взмыленным конским спинам, и лошади резво понеслись на толпу. В один восхитительный миг казалось, что у Паскуале получится, но затем экипаж наехал на перевернутый велосипед, который застрял в спицах передних колес. Экипаж развернулся, окованные железом колеса потащили за собой петушиные хвосты искр из булыжной мостовой.
Лошади забились, обезумев от страха, поскольку оказались зажатыми в узком проходе между горящими домами. Паскуале пытался удержать поводья, но у него не было сил. Экипаж понесло на полыхающую мясную лавку, и Паскуале прыгнул и несколько раз перекувырнулся.
Когда он пытался подняться на ноги, к нему из толпы побежали два человека. Нет, человек и обезьяна. Макака Фердинанд. Обезьяна села рядом с Паскуале и посмотрела на него умными карими глазами. Человек, державший макаку за железный ошейник, улыбнулся Паскуале, глядя сверху вниз, — это
