В. Н. Максаков
Глубокий рейд
Записки танкиста
1. Новое задание
Я открыл глаза и, еще не понимая, что могло меня разбудить, сел на стоявшую рядом с кроватью скамейку. Из соседней комнаты доносился голос моего водителя, старшины Закирова. Он с кем-то ругался. Временами через плотно прикрытую дверь слышался лишь сдержанный шепот, но чаще вспыльчивый старшина не выдерживал и резко повышал тон.
По-русски Закиров говорил неважно, особенно, когда волновался или был рассержен. Вот и теперь, около самой двери в мою комнату, он отчитывал кого-то на своем замысловатом языке:
— Мы уже говорил вам один раз — будь любезна, не лезь, не можем пускать. Понимать нада, что говорят.
— Я все понимаю, старшина, и сочувствую, но ведь меня послали звать его не на гулянку, а к командиру бригады, — спокойно, с легкой хрипотцой в голосе возражал пришедший. — Наш комбриг понапрасну в полночь людей тревожить не будет. А раз вызывает к себе, машину прислал, значит того требует обстановка.
— Какой-такой обстановка? Командир один сутка не спал, другой сутка воевал, ему отдыхать нада. А ты — обстановка! Обстановка приказал спать! После говорить можна. Садись, чай кушать будем, — переходил на шепот Закиров. — Водка пить будем. Полчаса кушаим — командир спит. Потом — будить станем.
Но посыльный не поддавался на уловку Закирова и уже официальным тоном потребовал:
— Прошу, товарищ старшина, разбудить старшего лейтенанта. Приказано через час быть в штабе бригады.
Я уже понял, в чем дело, и начал быстро одеваться, продолжая прислушиваться к «дружеской» беседе в соседней комнате. Закиров стал кипятиться и резко повысил тон.
— Вы кто есть? — Сержант! Мы кто есть? — Старшина! Зачем махаешь перчаткам перед нашим носом? Устав не знаем? За нарушений строевым ходить заставлю! На улицу, шагом арш!
Видя, что дело принимает серьезный оборот, я захватил планшет с картами и поспешил на выручку к посыльному. Сержант доложил, что комбриг срочно вызывает меня в штаб бригады и машина ожидает во дворе.
Страшно болела голова. Глаза слипались, но нужно было ехать. Закиров, продолжая недовольно бурчать себе под нос, грозно посматривал на посыльного и вслед за нами вышел во двор. Мы с сержантом сели в машину и тронулись по заснеженной, разбитой гусеницами танков и колесами орудий фронтовой дороге.
— Сердитый у вас ординарец, — оказал сержант.
— Да какой же он ординарец, — возразил я. — Это механик-водитель моего танка. И какой водитель! Мы с ним давно вместе воюем, во многих боях побывали, привыкли друг к другу. Он чудесный товарищ, — прибавил я, чтобы сгладить плохое впечатление, произведенное Закировым на сержанта. — Двое суток мы с ним глаз не смыкали, меня будить не дает, а самому, небось, ох как спать хочется. Он обо всех так заботится. Не раз и меня, и товарищей выручал в трудные минуты. Хороший, опытный танкист. Машину свою любит, понимает каждую ее жалобу, каждый каприз.
— Без того на войне нельзя нашему брату-водителю, товарищ старший лейтенант. Машина — что человек, за добро добром платит, а без машин воевать сил не хватит.
— Хорошая пословица, сержант, — сказал я и, несмотря на сильную тряску, записал изречение шофера в блокнот. «Пригодится для моего замполита, — подумал я, — у него большой запас народных поговорок, а этой я от него еще не слыхал».
Разговаривать было трудно, и мы замолчали.
Живо представилась мне первая встреча с Закировым в марте 1943 года под Белгородом, После тяжелой контузии и месячного томления в госпитале я прибыл туда командовать ротой танков Т-34, командир которой погиб в бою. Закиров был водителем командирского танка, он сразу мне пришелся по душе, этот невысокого роста, смуглый, скуластый, уже немолодой человек. Его добрые темно-карие глаза словно отыскивали в окружающем то, к чему бы мог он приложить свои силы и умение.
Закиров родом был из Казани. В раннем возрасте лишившись отца и матери, он воспитывался в детском доме. Там, в коллективе, мальчик научился крепко дружить и приобрел трудовые навыки. Особенно полюбилось ему слесарное дело.
После четырехлетней работы в судоремонтных мастерских он плавал по Волге на буксирном пароходе сперва машинистом, а потом механиком. Война дала ему новую специальность. Он стал танкистом и вот уже побывал во многих сражениях.
Старшина Закиров и по возрасту, и по опыту работы механика, по пристрастию к боевой и политической учёбе заметно отличался от своих товарищей по роте. Он, например, любил иной раз изъясняться целыми параграфами Боевого устава.
Товарищи уважали его, но и побаивались. Зная необыкновенную любовь Закирова к машине, однажды кто-то из них вздумал пошутить над ним:
— Закиров, ты спать уже лег? — спросил он не ожидавшего подвоха старшину.
— Угу, спим.
— А ты, перед тем как ложиться, не ходил к своей машине?
— Не ходил. А что?
— Как же ты, братец, забыл ее на ночь поцеловать?
Это не возмутило Закирова. Но пошутивший башнер был не рад своей шутке, потому что ему пришлось выслушать получасовую речь старшины об отношении танкиста к доверенной ему боевой технике.
Так, в размышлениях о Закирове, я забылся и даже задремал.
В штабе бригады меня встретил начальник штаба майор Степанов, пожилой человек q поседевшей уже головой. Мелкие морщинки избороздили все его лицо. Под глазами синели круги — печать многих бессонных ночей. Это был исключительно трудолюбивый и выносливый человек. Каждая, пусть даже небольшая операция, разрабатывалась им со всей тщательностью. Времени для отдыха не оставалось. Он довольствовался тем, что в момент непреодолимой усталости откидывался на спинку стула, вытягивал ноги и дремал так в мертвой неподвижности тридцать-сорок минут.
— Ругаешься? Опять не дали тебе как следует отоспаться. Ну, раздевайся. Сейчас сообразим чайку с перчиком, а потом приступим к делу. Кстати и комбриг к тому времени подъедет, — прервав мой доклад, сказал Степанов.
Быстро появились на столе фляжка, консервы, десяток аппетитных дымящихся картофелин и другая снедь, а возле раскаленной докрасна чугунной печки пыхтел пузатый старинный самовар. Однако не успели мы приступить к чаепитию, как майор был вызван к телефону. Через две минуты он вернулся.
— Ты, Владимир Николаевич, побыстрее закусывай да поедем-ка вместе со мной в штаб. Звонил сейчас командир бригады и приказал быстрее привезти тебя. Он-то, оказывается, уже там.
Минут через тридцать мы были на месте и вошли в комнату, где за столом, с раскрытой на нем картой, сидели начальник штаба, наш командир бригады, пехотные подполковник и капитан.
Майор Степанов доложил о прибытии. Через несколько минут начальник штаба приступил к докладу. Он обстоятельно обрисовал обстановку, изложил задачу, которую нам в скором времени предстояло выполнить.
Это новое задание было для меня не совсем обычным. Моя танковая рота, усиленная самоходными орудиями, десантом в составе взвода автоматчиков и отделения сапер, должна была прорваться через передний край обороны противника. Громя на своем пути штабы, автоколонны и склады врага, уничтожая небольшие подразделения и гарнизоны, она должна была пробиться на 60–70 километров в тыл
