:
«Всегда успеем руку дать Слабейшему из нас…» ВЕРА (снимая с него пальто): Тише, Алеша, тише…
АЛЕША (садясь на диван): Успеем, да не всегда… А шапку потерял. И — пиджак, Верка! (Вера помогает ему снять пиджак) Ну его к чорту! (Рубашка на плече разорвана, видно тело). Верка, ты не знаешь — кто это меня бил? (стирает ладонью с лица кровь). Кровь… Верка, это кровь? (Вера вытирает ему лицо платком).
ВЕРА: Кровь… Вы опять на станции были?
АЛЕША: Был… и пил с грузчиками… Слушай, Верка, я так, наверно, и помру на станции… А вдруг — слушай!…
ВЕРА: Вы бы легли…
АЛЕША: Нет, слушай: вдруг однажды сижу я на станции… а с поезда сходит она…
ШИРОКОВ (тихо): Вера, уйдите…
АЛЕША (чуть испуганно): Кто это? кто?… А-а, это ты… Ты, батько? (кричит, подражая Остапу и Тарасу). Батько, слышишь? — Слышу-у! (Вера уходит).
ШИРОКОВ: Алеша, не кричи, пожалуйста… Мама больна.
АЛЕША: Наташка уехала?
ШИРОКОВ: Уехала.
АЛЕША (подперев руками голову; задумчиво): Елена сбежала… Борька погиб… Наташка уехала… Женька — в тюрьме… А — я?… Отец, а куда мне деваться? Куда мне голову преклонить?
ШИРОКОВ: Алеша, тише… Ведь я же просил…
АЛЕША: Отец, почему ты мне не дал застрелиться? Отдай мне браунинг, (пауза) . Не дашь? (пауза). Отец, ты маму любишь?
ШИРОКОВ: Люблю. А вот ты ни меня, ни маму не любишь.
АЛЕША: Врешь! Люблю!… (пауза) А, по совести говоря, пожалуй, что и не люблю.
ШИРОКОВ: Вот видишь…
АЛЕША: Я люблю только одного человека, отец: Елену.
ШИРОКОВ: Она недостойна тебя.
АЛЕША (смеясь): Меня? Пьяного-то?… Калеки- то?… Отец, она не вернется?
ШИРОКОВ: Не знаю.
АЛЕША: А, может, убить ее?…
ШИРОКОВ: Зачем?
АЛЕША: Да ведь как же!… Я не отдам ее никому… Я никогда не подозревал в ней такой жестокости… А как мы были счастливы! Ах, если б ты знал, как мы были счастливы!… Помню, как-то летом на даче, в мае… я сидел и что-то рисовал, а она — на диване что-то шила, — влетел майский жук… гудит, летает по комнате… Мы — ловить его, смех, шум. Поймали, повалились на ковер, а жука — на паркет, на спинку положили, он и так, и сяк, а перевернуться не может… (пауза) А то — ночью: вскочит, бывало и, ко мне. «Ты что?» — спрашиваю. «Сон, Алеша, мне скверный приснился: будто я тебя потеряла, так страшно, так страшно…» А на глазах у самой — слезы, дрожит вся… Отец! Отец! и после всего этого… (падает головой па валик дивам).
ШИРОКОВ (подходит и укрывает Алешу): Ложись, Алеша…
АЛЕША: Ой, ногу, ногу… больно… больно…
ШИРОКОВ (перекладывает ему ногу): А так лучше? (Алеша тихо стонет). Спи, Алеша… Я посижу возле тебя… (накрывает его пиджаком, подкладывает под голову диванную подушку, снимает с себя пиджак — и накрывает им сына; из буфета достает пузырек с йодом, мажет пораненную щеку сына).
АЛЕША (сквозь сон): Меня били сейчас… (затихает) .
ШИРОКОВ (отходит в сторону, тихо): Конец… это конец… (ходит по комнате, машинально берет то одну вещь, то другую). Это конец… Дети… Где вы? Как, когда потух наш огонек?… Когда потух?… В какую… в какую проклятую минуту!… Что это?… (натыкается на лежащие стопкой возле телефона портреты детей, те самые, что когда-то он заказал у Паоло). Дети!…
АЛЕША (сквозь сон): Холодно…
ШИРОКОВ (медленно расставляет портреты на пианино в том же порядке, в каком расставлял когда-то): Боря… Наташа… Алеша…
АЛЕША: Холодно…
ЗАНАВЕС
