— Ну спасибо, лейтенант, — облегченно улыбнулся Сайко. — Я понимаю, трудно такие решения принимать без привычки. Погодите с шамовкой, ребята. Мы с Хабанерочкой сахарок мотанем!..
В большой комнате женщины накрывали на стол. А привезенные со станции сыновья и дочери бродили по дому, не зная, куда себя девать.
— Вы бы пока познакомились друг с другом, — сказала Анна.
К Константину подошел начинающий полнеть солидный мужчина в очках. Представился:
— Сайко Юрий Иванович. Профессор. Доктор наук.
— А я Костя, — усмехнулся капитан, пожимая руку профессору. — Костя–капитан. Знаете такую песню?
Доктор наук смутился и отошел. Подскочил невзрачный малый неопределенного возраста:
— Лавкин. Леня Лавкин. Может, сообразим со встречей–то? С морозца, а?..
— Все в свое время, Леня! — крикнула от стола Анна.
Красивая женщина протянула Константину руку:
— Хабанеева Юнесса. Солдатская дочь и мать двоих детей.
— А это — сестры Крынкины, — сказала Анна.
На лавке у стены рядышком сидели две очень похожие друг на друга женщины. Они были одинаково одеты и одинаково собирали слезы в зажатые в кулаках платочки.
— Глебов. Племянник, — представился коренастый мужчина в дорогом костюме, но почему–то в сапогах.
— Эх, скучно, братцы! — снова подал голос Лавкин. — Сообразить бы хоть на четверых. Я и сбегать могу.
— Не торопите события, — покровительственно улыбнулся профессор Сайко. — Вам же сказали: все в свое время.
— В свое время только краны текут. Утверждаю как сантехник, — Лавкин вздохнул. — Отсюда вопрос: время для нас или мы для времени?
— Видите ли, для пловца, плывущего по течению, вода не меняется, — принялся солидно разъяснять профессор. — А вот для тех, кто плывет против течения, она всегда новая. Если вы плывете вместе со временем, то становитесь рабом этого времени. Но если вы преодолеваете время, сражаетесь с ним, тогда каждый завоеванный вами час — это ваш час. Тогда вы из пассивного раба времени превращаетесь в его активного повелителя.
— Видать, образование у вас большое, — с уважением констатировал Глебов–племянник.
— А нам мыло прислали, — сказала вдруг одна из сестер Крынкиных. — Мама наша померла, и аккурат посылка прибыла. С мылом. Мы хотели хоть обмылочек навсегда сохранить. Да затерялся он где–то. Как в новую избу перебирались, так и затерялось тоё мыло.
— Вот какие люди были, — несмело добавила вторая сестра. — Война ведь, и голод, и смертушка. А они за всех думали. За всех болели. За все времена и за всех детишек, как вот правильно товарищ говорит.
Повисла пауза.
— Так как относительно преодоления времени, товарищ профессор и доктор наук? — усмехнулся Константин.
— Да, — вздохнул профессор. — Велика ты, Россия, и не объять тебя никаким самым современным умом. Нет ли у вас папиросы, товарищ капитан?
— У меня сигареты.
— Безразлично. Я неделю назад курить бросил.
— Так, может, не давать?
— Все равно закурю, — еще раз вздохнул профессор. — Не сейчас, так к вечеру. Когда, понимаете ли, сотрясение воздухов, а тут — посылка с мылом, так не то что закуришь, а и за рюмочкой потянешься.
— Это точно! — засмеялся Лавкин. — Это ты правильно выразил, товарищ профессор.
Распахнулась дверь, и вошел красивый грузин в форме летчика Аэрофлота.
— Здравствуйте. Кажется, я не ошибся?
— Здравствуйте, Тенгиз, — сказала Анна. — Знакомьтесь, друзья. Это Тенгиз Кодеридзе.
Следом за летчиком шофер такси уже вносил большие корзины с гвоздиками.
***
Колхозный сарай. Самогонка уже разлита по кружкам, хлеб и селедка поделены. Именинник Святкин уселся на почетное место. Глебов разжигал костер у входа в сарай.
— Там девочки прогуливаются, — сообщил Сайко входя. — Может, пригласим их, товарищ лейтенант?
— Какие еще девочки? — нахмурился Суслин.
— Санитарочки.
— Ну не знаю, — неуверенно протянул Игорь. — Ну попробуйте.
— Хабанерочка, изобрази, — сказал Сайко.
— Есть изобразить, — Хабанеев вскочил. — Абрек, помоги.
— Потому что грузин, да? — вдруг обиделся Кодеридзе. — Раз грузин, значит, девочки, да? Обидно, понимаешь.
— Да у тебя — усы! — загорячился Хабанеев. — Усы, понимаешь? Ты же мужчина, сразу видно.
— Это совсем другой разговор, друг. Это правильный разговор.
Хабанеев и Кодеридзе вышли из сарая.
Две девушки в военной форме прогуливались в длинных мартовских сумерках по окраине Ильинки.
— И зачем ты меня сюда затащила? — ворчала одна из них, но ворчала вполне добродушно.
— Там все время молоток стучит, — вздохнула вторая. — Стук, стук — гроб, гроб. Круглые сутки.
Из сумерек возникли фигуры Кодеридзе и Хабанеева. Девушки остановились, и первая сказала с досадой:
— Здрасте вам.
— Здравствуйте! — обрадованно воскликнул Хабанеев. — А мы — за вами.
— Куда это — за нами? — насторожилась вторая.
— Девушки, — Кодеридзе для вящей убедительности снял шапку и прижал ее к груди. — Дорогие девушки, нашему другу двадцать лет исполнилось сегодня. Ай, какой друг! Замечательный друг, девушки. Сделайте ему маленький подарок. Пожалуйста. Очень прошу.
— Очень, очень просим, — подтвердил Хабанеев и тоже снял шапку.
— Это в каком же смысле подарок? — сердито спросила первая.
— Девушки, только не уходите. Умоляю! — проникновенно зашептал Абрек. — Нам в бой скоро, а вы — такой подарок! Самый лучший подарок на день рождения!
— Рискнем? — спросила вторая. — Он же сейчас расплачется, ей–богу!
— За мной! — радостно закричал Хабанеев. — За мной, девочки!
И девушки пошли за ним. А Кодеридзе сказал обиженно:
— Мужчина не плачет. Мужчина огорчается.
— Именинник просит к столу, — провозгласил Мятников. Все стали рассаживаться, и тут скрипнула дверь. В сарай вошли обе девушки в сопровождении Хабанеева и Кодеридзе.
— Здравствуйте, — сказала первая. — С именинником вас. Взвод радостно зашумел:
— Здравствуйте, девочки!
— Проходите, проходите!..
— К нам, девушки!..
— Нет, к имениннику!..
Девушки шагнули в освещенный костром круг.
И младший лейтенант Суслин вскочил, опрокинув кружку. Он узнавал и не узнавал. Он верил и боялся верить. И смотрел во все глаза… на девушек, стоявших в отблесках костра.
— Кимка.. — прошептал он. И крикнул:
— Кимка, это ты?..
