И слегка налягут — сначала немного натягивают.
Навалятся на лямку всей грудью. Затем запоют немного повеселей.
Или еще так и немного получше:
А то выдумают песню про братьев:
И второй братец дал вола да козла — стали волы да козлы, но и эти были, да ушли. А так как братьев было десять, а пожалуй, и все двадцать, то, когда на двадцатых станут петь, пожалуй, засмеются бурлаки, развеселятся: работе еще выгодней. А слушать нечего да и неприятно: бурлацкая песня стонет, не веселит, а печалит, потому что и самая работа из самых тяжелых и скучных. Кто поломал путины по Волге, тому на ней не зазеваться. Привычные ноги найдут кабак для веселья и для подкрепления сил. А так как русская душа меры не знает, то и бурлак пьет, пока не свалится и, как выговорила про него пословица, про час денежку копит. Придет этот час — первую пьет на здоровье, другую — на веселье, третью — на вздор; выпивает на радости и запивает горе.
Говорит товарищу:
— Выпьем?
— Выпьем.
— А деньги где?
— А шапка-то у тебя на что?
Вот почему, где бурлаки, там гульба и пьянство безмерные. Пристаням и привалам в этом случае — первое место на всей Руси. У бурлаков такая и песня имеется, которая говорит, что:
Водка да закуска — как будто только в этих добродетелях вся цена и достоинство Волги-матушки кормилицы. Впрочем, и бурлак пьяный что мокрый: как высох, так и готов: опять тянет лямку и поет. Поет уже другие песни, веселые, про нынешние времена, и не очень веселые, про те времена, когда водились на Волге удалые разбойники, выезжали из-за горушек и из рек, впадающих в Волгу, на легких стругах, богато и красиво одетые, со своим лоцманом-атаманом. Хватались они крючком за хлебную барку, клали лестницу, входили на палубу. Атаман выкликал громким голосом: Сарынь на кичку! что значило: ложись, бурлаки, навзничь, не шевелись и не поднимай головы! Не за бедностью (так часто называют самих бурлаков), не за бедностью разбойники пришли, не ее обирать) пришли за богатством, за хозяйским добром. Вызывали они хозяина, приставляли к груди его пистолет, отбирали у него все деньги и уплывали выжидать новых богатых хозяев и суеверных бурлаков. Один хозяин предупредил бурлаков, припугнул, сказавши, что первого, который свалится на палубе и покажет ему затылок, он сам застрелит. Бурлаки слову поверили, и когда пришли разбойники, навзничь не валились, но всех воров перевязали. Стыдно молчать двадцати человекам, когда семеро грабят, и не всегда ночью, а часто и середь белого дня. Теперь нашим бурлакам известно, что разбойники совсем вывелись, и на Волге в наши времена, как на Невском проспекте, ходи без оглядки. Теперь они только разбойничьи песни поют и рассказывают новичкам, не знающим про те места, где стоял станом знаменитый Стенька Разин, как брал он город Царицын, как плавал по Волге на войлоке, летал на ковре-самолете, отбивал от себя пули, как орехи. Указывают даже под Саратовом любимый бугор Стеньки Разина, где сидит он в темной пещере до сих пор на железных цепях, жив и невредим, хотя и прошло с тех пор ровно двести лет.
Песнями да сказками подслащается отдых, а об работе хоть бы и не думать вовсе. На берега Волги и не глядел бы. Да и сколько ни гляди, от Самары до Рыбинска раньше шести-семи или восьми недель не поспеешь. Надо истратить время, надо с ума не сойти от скуки, а в лямке больше двадцати верст в день не уйдешь.
Скуки, впрочем, бурлаки не знают и, как ни трудно им, стараются веселиться и веселить других. Вот
