— Все как следует примерно, — увлеченные размышлением соседа, говорят его товарищи.

Наступает глубокое молчание, которое нарушает седок вопросом о цене.

— Кака цена? Шашейныя-то вы, что ли, платите? — спрашивает один.

— Разумеется, уж ты все бери на себя, а мне чтоб никаких беспокойств не было.

— Вестимо вам надыть спокойствие… А вас сколько примерно поедет?

— Двое.

— Стало, клади у вас немного, не отяготит: чемоданчик, подушки…

— Одеяло, — подскажет один.

— А скоро ты меня повезешь?

— Да уж это, как вашей милости будет угодно: лошади у нас хорошие, мешкать не станем. Как прикажете, так и поедем.

Снова наступает молчание, прерываемое, обыкновенно, опять вопросом о цене. Немного подумав и переглянувшись с товарищами, торговавшийся решительно говорит свою цену.

— Да что, барин, без лишнего: двадцать рубликов с вашей милости взять надыть.

Нанимающий страшно озадачен запросом и не соглашается на предложение.

— Эй, барин, не дорого! Пора-то, вишь ты, рабочая; никто меньше не возьмет… будьте уж не в сумлении.

Один новичок берет 18; ему обещают 12.

— Нет, барин, эдак уж совсем несподручно. Что скупиться-то: говорите делом. Вон молодец-то, пожалуй, берет и 18, да вы с ним и жизни-то не рады будете, измучит вашу милость, как есть измучит… двои суток проваландает; ведь у него вся тройка с сапом и хромает; а мы бы вашу милость и в одни сутки приставили.

— Хочешь 13, и ни гроша больше.

— Нет, барин, видно тебе ехать не надо, коли так упираешься! — заключат как бы обиженные извозчики и отойдут несколько в сторону от вышедшего из терпения седока.

— Ну, слышь, сударь — ладно!.. Будем толковать настоящее дело, — говорит опять рядчик вслед уходящего седока. 19 берем, коли хошь, а то — как знаешь…

Седок, однако же, упорен в своей цене.

— Эй, право, какой ты барин несговорчивый, ну… 18 с полтиной.

— 13, и ни копейки! — говорит уже выведенный за границу терпения нанимающий и вполне убежденный в том, что набавивши рубль, придется прибавить и другой и до конца сделки выдержать роль набавлятеля. Тогда, в свою очередь, с тем же упорством не будут поддаваться извозчики и заставят-таки дать требуемую ими цену. И потому, обсудив, что барине-де кремень, как есть, значит, кремень, его не сломаешь, — сразу видать, что не впервые едет, благо хоть дает-то не 10 рублев, несходную цену, извозчики непременно вернут седока.

— Слышь, почтенный… ну, вот уж и осерчал. Ведь мы не сердились же, слушали и твою цену, запрос — не обидное дело. Какое ваше последнее слово, да и по рукам.

— Сказано вам — 13.

— Ну, ладно, ладно… берем, хоша и не повадно маненько, да уж, видно, барин-то хороший. На чаек- то уж пожалуйте, ваше благородье! — заговорит сторговавшийся вкрадчиво-льстивым голосом, снявши свою шапку; его примеру следуют и товарищи, низко кланяясь победителю.

И будь седок хоть и в самом деле кремень, но на водку дает-таки, хоть даже и из чувства самодовольства, не говоря уже о радости.

По уходе пассажира начинается обоюдная сделка: если сторговался хозяин постоялого двора, то он посылает очередного своего работника, или, если выгодно ему передать за меньшую цену другим, он начинает с ними торговаться. По большей же части дело кончается проще — метанием жребия: извозчики или вытаскивают из мозолистой руки собрата узелочек пояса, или перебирают рукой на тут же валявшейся палке или же, наконец, вынимают условную вещь из шапки: будет ли это с известной отметкой щепочка, камешек, ломаный грош с оттиском зуба и т. п.

Большею частью, при всех подобного рода сделках, извозчики, с общего согласия, выбирают рядчика, — человека привычного, опытного в этом деле и, конечно, честного. Избранный облекается полной доверенностью остальных, вполне убежденных в том, что он несходно не сторгуется и никогда не допустит выскочку-новичка, не участвующего в сотовариществе, отбить седока. Новичок поедет с седоком разве в таком только случае, когда возьмет чрезвычайно дешевую цену, которую никогда бы не взял опытный извозчик и которой ему самому хватит только на прокорм себя и лошадей, — а о барыше, при всей бережливости, нет и помину. Поэтому троечники составляют из себя род некоторого общества, основанного на общем интересе, — возить седоков не дешевле заранее положенной, по общему уговору, платы.

Сторговавшийся троечник обыкновенно везет седока до места с кормежкой и тогда, конечно, в полном распоряжении своего пассажира, от которого вполне зависит и срок времени, которое придется быть на станции, и наконец, сама езда. Троечник, подрядившийся до места, беспрекословен к понуканьям и требованиям остановиться. Но, по большой части, все троечники возят на сдаточных и в таком случае всегда целую компанию пассажиров. Наняв троечника, дают ему полное право приискать попутчиков, не претендуя уже на то, если придется выехать позднее обыкновенного срока и в компании человек шести и более, потому что извозчик, везущий на сдаточных, мало обращает внимания на то, тяжело ли будет его тройке, зная, что на следующей станции его сменит новый ямщик на свежих лошадях. Собравши своих седоков, извозчик дает им клочок бумажки, где разчислены деньги, следующие к выдаче на каждой станции, и предлагает кому-нибудь из пассажиров быть чем-то вроде кассира, или по их выражению плательщиком, и вручает ему деньги, сторгованные за проезд, с вычетом барыша и

Вы читаете Лесная глушь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату