Многослов-1: Книга, с которой можно разговаривать

миллионы, мы не можем назвать его успешным?

Мы – можем. А он сам – может ли?

И здесь придется признать, что есть два взгляда. Взгляд других людей на успех и взгляд самого человека. Эти два взгляда важно не перепутать. Общество хуже, чем мы, понимает наше представление о счастье. Поэтому на несчастье обрекает себя тот, кто стремится к объективному, а не к субъективному пониманию успеха. Можно очень устать, убеждая общество в том, что ты прожил счастливую жизнь, и в результате ощущать самого себя совершенно бессмысленным и опустошенным человеком.

Кстати, об усталости.

УСТАЛОСТЬ

Наши рассуждения об усталости начнем с замечательной восточной притчи, почти анекдота.

В некоем восточном государстве правил шах. Сам он жил в одном конце дворца, а гарем его находился – в другом. Дворец, разумеется, был огромный, ведь маленьких восточных дворцов не бывает. И вот однажды вызывает шах евнуха и говорит те слова, ради которых, собственно, и имеет смысл вызывать евнуха: «Веди наложницу!»

Евнух побежал, привел. Только отдышался. Шах опять: «Веди следующую».

Побежал, привел, отдышался... Шах: «Веди новую наложницу!»

Пошел, привел, отдышался... Шах опять... Поплелся, привел, отдышался... Шах снова... Пополз, привел, отдышался... Шах не унимается... И снова, и снова, и опять. Наконец, евнух не выдержал и спросил:

– Скажи, пожалуйста, о, всемогущий, откуда у тебя столь огромные силы? Я, бегая по дворцу, обессилил, а ты все так же свеж и просишь наложницу? В чем тайна?

Шах хитро улыбнулся и ответил:

– Запомни, евнух, утомляет не любимая работа, а бессмысленная беготня.

Некоторый оттенок пошлости в истории есть, соглашусь. Но, по сути, вывод совершенно верный. Более всего мы устаем от той деятельности, смысла которой не видим.

Потому что усталость не в мышцах, а в голове. Если мы не понимаем смысла дела, усталость приходит мгновенно. Если понимаем, она приходит только тогда, когда мы разрешаем ей прийти.

Известно, например, что после Сталинградской битвы адъютанты не могли разбудить маршала Жукова, когда тому звонил сам Сталин. Жуков не спал несколько суток, воевал, не чувствуя усталости. Когда дело было сделано, он позволил себе устать.

Любой театральный режиссер знает: перед премьерой можно репетировать хоть по двенадцать часов, никто не пожалуется на усталость, будьте уверены.

Или такой еще пример.

В одном из театров, где я ставил спектакль, есть служебный гардероб: обычная комната, куда актеры вешают свою одежду. Около двери в комнату сидит женщина-охранник и целый день разгадывает кроссворды. Делать ей больше нечего, потому что в театре – все свои, даже особо следить не за кем.

А рядом на сцене весь день репетируют артисты.

Я видел, как они вышли из театра одновременно: невероятно уставшая, грустная, опустошенная служительница гардероба и совершенно счастливые артисты.

Мы нередко говорим о том, что русский язык – богат. Конечно, это так, глупо с этим спорить. Но иногда он нас подводит. Например, когда одним и тем же словом мы вынуждены обозначать совершенно разные понятия. Очевидно, например, что любовь к женщине, к Родине и к устрицам – чувства совсем разные. А все называется одним словом: любовь.

То же самое и с усталостью. Усталость удачно репетировавших артистов или маршала Жукова, с одной стороны, и усталость женщины, которая целый день решала кроссворды, – принципиально разная.

К первой надо стремиться. Она делает жизнь осознанной и интересной. Назовем ее условно доброй усталостью.

Вторую надо избегать. Она превращает жизнь в болото. Скажем, это усталость злая.

Бояться доброй усталости – это бояться жизни. Такая усталость приносит счастье. Она легко снимается – сном ли, каким-либо отдыхом или переключением на другую работу. Эта усталость приятна. Многие находят в ней смысл жизни, то есть – гармонию.

В учебниках по русскому языку моего детства была такая фраза (ее помнят все мои ровесники): «Усталые, но довольные путники возвращались домой».

Я говорю как раз об этом.

Любая усталость – это мерило дела. Но добрая измеряет смысл, а злая – бессмысленность.

Чем больше доброй усталости, тем лучше ощущает себя человек. Чем больше злой – тем более бессмысленным кажется человеку он сам.

Бороться с усталостью не стоит. К ней надо стремиться, потому что без нее нет движения.

Богом ли, природой (как кому ближе) уготован такой парадокс: больше всего человек устает от движения, но отсутствие движения означает смерть. Бог словно намекает нам: не бойтесь усталости от движения, такая усталость – признак жизни.

Бороться необходимо с «бессмысленной беготней», потому что такая суетливая беготня по сути – отсутствие движения, статика. Чем больше бессмысленной суеты в жизни, тем бессмысленней жизнь и, как следствие, тем больше злой усталости.

И чем больше доброй усталости, тем больше в жизни подлинного движения и смысла.

УТЕШЕНИЕ

Почему подчас нам так трудно утешать даже близких людей, когда их настигла беда или, не дай Бог, трагедия? Я думаю, это происходит потому, что, когда с человеком случилось несчастье, нам кажется, что он ушел от нас в какой-то иной, неведомый нам мир. Он превращается как бы в инопланетянина, в жителя другой планеты, и мы подсознательно боимся, что он не поймет наших чувств, нашего языка, наконец. Попросту говоря: не поймет нас.

На самом деле эта метафора не так далека от реальности, как кажется на первый взгляд.

Человек, у которого произошло несчастье, действительно прописывается на планете Беда. Именно поэтому его нельзя надолго оставлять одного, иначе он может задержаться на этой планете надолго, если не навсегда.

Разумеется, иногда надо поплакать вместе с человеком, поговорить с ним на его языке – языке печали. Но в какой-то момент совместное страдание должно закончиться: не вы должны переехать на его планету, а он – на вашу.

Какой бы страшной ни была беда, ею нельзя упиваться. Очень часто нам кажется, что утешение в том, чтобы соответствовать трагедии человека. Мне же кажется, что утешение в том, чтобы помочь человеку, попавшему в беду, соответствовать нормальной жизни.

Утешить человека – это значит убедить его в том, что он продолжает жить на нашей планете одной с вами жизнью.

Как убедить? Подумаем...

Предположим, человек нуждается в утешении потому, что попал в сложную ситуацию. Лучшее утешение – это попробовать ситуацию изменить. Вообще неплохо бы помнить, что действие утешает лучше самых добрых слов.

Если, например, от человека ушла любимая, то утешение в том, чтобы понять, как ее вернуть, а не в бесконечных «аханьях» и «оханьях» по поводу ее ухода.

А если ситуацию изменить нельзя? Если любимая умерла или ушла навсегда (что часто, увы, в сущности, одно и то же)?

Утешить верующего несравненно легче, нежели атеиста. Потому что верующий понимает: все, что делается, – от Бога. То есть, как мы уже не раз повторяли в этой книге, «что ни делается, все – к лучшему».

А если утешаете атеиста? Или если скорбь верующего столь велика, что никакие слова не действуют?