Бронеход, миновав просторную базарную площадь вокруг Большого дома и пристроек, остановился возле древней бетонной ограды. Укреплена она была хорошо: проломы закрыты железными листами, трещины замазаны раствором, поверху решетка с колючей проволокой. За решеткой горели огни и прохаживались часовые – значит, с другой стороны на ограду навешаны мостки.
Дальше высился Большой дом с ветряком и тремя прожекторами на крыше, лучи которых били в разные стороны. Бронеход стоял рядом с тяжелой приземистой машиной, из башенки которой вперед торчал длинный пушечный ствол. Танкер, вспомнил я, их делают в Замке Омега. Херсон-Град потратил большие деньги, наняв столько солдат, бронеходы, да еще и танкер в придачу.
Поодаль от ворот в стене зиял пролом, под которым лежала груда обломков, вокруг слонялись омеговцы. Я обернулся к Мире.
– Кто устроил взрыв?
Она пожала плечами.
– Шпион гетманов.
– Его поймали?
– Застрелили, когда убегал.
Я отвернулся от нее, размышляя. Уже утром гетманы будут под стеной, значит, мне нужно сделать все этой ночью. Но что именно сделать? У меня был один-единственный план, основанный на воспоминаниях, которые иногда посещали меня. Бетонный коридор и комната с искрящим прибором – если они где-то в Большом доме, я должен найти их. Там и откроются все тайны.
Когда Влас подошел к будке у ворот, навстречу вышли двое, омеговец и херсонец. Влас что-то сказал им, махнул рукой на бронеход. Омеговец принялся отвечать, но тут второй увидел меня и едва не подскочил. Он схватил солдата за плечо, показал в мою сторону и толкнул к воротам. Наемник, кинув на меня взгляд, поспешил вслед за напарником. Влас возвращаться не стал – отошел к будке и сложил руки на груди, наблюдая, как они открывают ворота.
Водитель в кабине обернулся ко мне. Попятившись, я снова занял кресло, сидящий рядом с дверцей солдат потянул рычаг, закрывая ее. Загудел мотор, и броневик въехал на территорию Большого дома.
– Вспоминаешь хоть что-нибудь?
Как и раньше, мне не хотелось отвечать на прямо поставленные вопросы Миры, и я молча огляделся.
Чужое место. Чужое и неприятное. Возникло смутное ощущение, что я бывал здесь раньше… но слишком уж неопределенное. В центре зала к потолку шла широкая кирпичная труба с дверью у основания – наверное, внутри пряталась лестница. Под трубой дежурили два омеговца и два херсонца, все с карабинами, только у солдат-наемников они были без штыков и стволы более длинные. Вокруг в беспорядке стояли лавки, часть помещения отделена временными перегородками, в полутьме за ними я различил в беспорядке разбросанные по полу одеяла. На некоторых спали люди. Выходит, нижняя часть Большого дома превращена в казарму? Не слишком удобно, но врагу, кем бы он ни был, будет нелегко пробиться наверх. Хорошо хоть они догадались устроить кухню снаружи – мы проходили мимо нее, когда покинули бронеход, – а то бы всю башню наполнял запах солдатской стряпни.
– Пойдем. – Мира нетерпеливо потянула меня вокруг трубы. – Я хочу, чтобы ты тут все осмотрел. Может, тогда память вернется, ведь ты провел здесь столько лет.
За ее спиной невесть откуда возникли две невзрачных личности в коротких плащах и пошли за нами. Отдыхающие наемники провожали нас взглядами из-за перегородок. Часовые под лестницей вскинули карабины к плечам – омеговцы сделали это четко и слаженно, херсонцы медленнее, один чуть не ткнул в себя штыком.
– Альб, тебе знакомо хоть что-то? – спросила сестра.
– Нет. Хотя, кажется… – Подойдя ближе к кирпичной трубе, я сквозь раскрытую дверь увидел нижние ступени лестницы. Повернувшись к Мире, поймал ее внимательный взгляд.
Казалось, она выжидает, как тогда, в «Каботажнике», решая, как вести себя со мной. Наконец сестра будто бы приняла решение – шагнув ближе, положила руку мне на плечо.
– У нас очень мало времени. Ты что-то вспомнил?
– Нет, – сказал я. – Ни тебя, ни дома. Ничего.
– Очень плохо. А склон Крыма, свою последнюю экспедицию? То, что нашел тогда?
– Разве я что-то нашел? До сих пор не уверен…
– Ты прислал сообщение, я говорила тебе. В котором описал… конечно, на клочке кожи многого не напишешь, но Орест когда-то учил нас излагать свои мысли… Ты написал, что нашел там… – она глянула на охранников и заговорила тише, – нашел оружие. И что с помощью него мы сможем разделаться с гетманами. «Стереть Инкерман с лица Крыма», так ты выразился.
– Выходит, это единственное, что теперь может спасти город? – спросил я.
– Да. Нам надо выехать отсюда до того, как гетманы окружат Херсон. Взять отряд, несколько быстрых машин и спешить к тому месту, где лежит оружие. Я не знаю, что это такое, – никто кроме тебя не знает, – но если мы не успеем, Херсону конец.
– Сколько он продержится в окружении?
– Три-четыре дня. Может, пять. Мы должны успеть вернуться. Говорят, дирижабль небоходов сгорел, – она внимательно посмотрела на меня. – Ты что-то слышал про это? Гетманы могли бы договориться с ними и высадить десант прямо в город или сбросить зажигательные бомбы, у небоходов есть такие. Но дирижабля нет, и это даст нам еще пару дней. Альб, нам обязательно надо, чтобы ты как можно быстрее вспомнил все. Если я покажу тебе Большой дом, как думаешь, это поможет?
– Не знаю, сестренка, – отозвался я.
Показалось или она и правда едва заметно вздрогнула, когда я назвал ее так? Кивнув охранникам, чтобы шли следом, Мира поднялась вместе со мной по лестнице, провела через несколько комнат и залов, по длинным круговым коридорам и в конце концов остановилась под приоткрытыми дверями на верхнем этаже Большого дома.
– Ничего, Альб?
Я покачал головой.
– Ну хорошо. Ты устал? Сейчас Влас готовит машины для нашей экспедиции. Выедем до рассвета.
– Но куда мы поедем?
– В ту сторону, куда ты плыл на лодке. А что еще делать? Я пришлю служанку, тебе наполнят ванну. Отдохни, поспи… может, после этого память вернется. Будь готов к поездке.
Взгляд ее был внимательным и цепким. У меня вдруг заколотилось сердце, я кивнул Мире, боком вошел в дверь, закрыл за собой и привалился к ней спиной. Зажмурился. Сердце стучало как тогда, в «Крылатой могиле», – бешено, гулко, и снова мне казалось, что оно стало очень большим, заняло всю грудь. Сквозь стук его донеслись шаги снаружи, голос Миры, отдающей приказы охранникам.
Она продолжала вести игру только потому, что у нее оставалась очень маленькая надежда: я вспомню, что и где нашел под Крымом, и расскажу ей, чтобы спасти город. Но надежда эта таяла с каждой минутой… и что сделает Мира, когда она исчезнет окончательно?
Управитель Херсон-Града жил в пяти комнатах под крышей башни. В спальне стоял большой шкаф, из висящей там одежды я выбрал себе свободные темные шаровары, рубаху и куртку с кучей ремешков, петелек и карманов.
В другой комнате обнаружилась полная горячей воды голубая эмалированная ванна, и я долго мылся, залив водой весь пол. Вытерся, облачился в новую одежду, а старую бросил в угол, расчесал перед зеркалом волосы. Потом в дверь постучали, и молодая женщина внесла поднос. Она показалась мне испуганной и робкой, будто все время ждала, что я наброшусь на нее с кулаками. Служанка быстро расставила все на столе под закрытым шторой окном и едва ли не выбежала из комнаты.
Я поел, запивая ужин вином. Из-за шторы доносился гул двигателей, гудки и громкие голоса, лязг затворов и топот ног – город готовился к осаде гетманов.
Мне не нравилось здесь. Чисто убранные комнаты, мебель, вазы на подоконниках, огромная ванна и картины в деревянных рамах, нарисованные еще до Погибели. И зеркала – непривычно много зеркал, по одному, а то и по два в каждой комнате. Большинство предметов были древними: старьевщики хорошо поработали, выискивая все это в руинах, а потом еще над предметами потрудились мастера, чтобы привести
