как определения, выведенные абстрактным путем. Без множества оговорок тут не обойтись.
Подводя итог, можно сказать, что исследование фашизма должно осуществляться тремя большими этапами. Первый этап — это доведение до конца «инвентаризации». Она не должна концентрироваться на прежних основных задачах, должна быть по возможности полной в библиографическом, географическом и историческом отношении. До сих пор исследования были нацелены исключительно на Германию и Италию, Францию, Бельгию, Англию и Испанию. Сейчас наметилось их расширение. Сомнительно, чтобы попытки доказать существование «фашистского интернационала» принесли уж очень большие результаты. Важно то, что аналогичные движения в юго-восточной Европе анализируются все основательнее. Другие же области, как например Скандинавия или Прибалтика, разработаны еще меньше.
Второй этап должен заключаться в четком разграничении родственных или якобы родственных групп и движений. При этом нам кажется, что, хотя многие и придерживаются другого мнения, разграничение между традиционно правыми и «правым тоталитаризмом» не составит особого труда. Тут не таких пересечений, которые пытался выявить еще Нольте. физика, психика и дух здесь настолько отличаются друг от друга, что между двумя лагерями сама собой возникает ничейная земля. И случаи перехода левых и либералов в лагерь «правого тоталитаризма» столь же немногочисленны, как и традиционно правых (В списках жертв Третьего Райха консерваторы стоят на втором месте после евреев).
Но на этой ничейной земле сталкиваешься с явлениями, которые не относятся ни к одной из сторон. Процесс разграничения подобных явлений отличается сложностью и требует исторического такта. Оставим в стороне всю идеологическую область (и весьма запутанный комплекс «консервативной революции). Настоящее исследование нацелено на освещение подступов к идеологии, которые предопределяют идеологические и конкретные политические оптации. На ничейной полосе между традиционно правыми и предметом данного исследования остаются некоторые практические политические образования, место которых должно быть четко определено. Это все структуры, которые обычно «бросают» в общий котел фашизма, чему способствуют отдельные их признаки, хотя по сути своей они от него отличаются. В первую очередь следовало бы провести пять таких разграничений (хотя можно было бы назвать и больше). Сначала относительно тех режимов, которые принято называть «авторитарными». Они берут на вооружение отдельные мотивы «правого тоталитаризма», не претерпевая при этом внутренних глубинных изменений, частично в целях защиты от этого тоталитаризма. Образец: Португалия Салазара, Австрия Дольфуса. Во- вторых, необходимо выделить образовавшиеся после Первой Мировой войны объединения фронтовиков: «крещенных огнем» из Франции под руководством полковника Ла Роке, которые пытались даже создать собственную партию (Parti Social Francais — Французская Социальная Партия). Затем необходимо отметить воинствующие организации «борьбы народного духа», для которых превыше всего (в том числе и любой политической задачи) стояло противоборство с проявлениями враждебными народному духу. Образец: ирландский, бретонский и фламандский национализм, а также национализм басков. Следует упомянуть и такой сегодня уже почти забытый феномен, как крестьянские бунты, прокатившиеся по всей Европе в 20-х и начале 30-х годов (движение Лаппо в Финляндии, народное движение в земле Шлезвиг-Гольштейн, «Крестьянский фронт» француза Доржере, «Крестьянское движение за Отчизну» в Швейцарии. Сюда же можно причислить и различные движения средних слоев, как например швейцарский «фронт», возникший в конце 20-х годов. Следует отдельно выделить и движения, находящиеся за пределами европейского и североамериканского пояса, которые часто называют «фашистскими». Однако из-за своего своеобразия они не вписываются в данную схему. Образец: бразильский «интегрализм» или аргентинский «перонизм». У всех перечисленных здесь движений и явлений имеются отдельные черты, к которым можно было бы применить одно из наших понятий (национал-социалистический—этатический—фашистский), но как целое они остаются за рамками настоящего исследования.
Мы назвали предмет нашего исследования «правым тоталитаризмом». Оставим это вспомогательное слово в стороне. Если вышеописанным способом предмет закреплен и очерчен, пора приступать к третьему этапу исследований. Этот предмет, как составная часть близкой нам истории, имеет свои отличия. Его можно выявить лишь в случае понимания того, что тут уже действуют довольно различные, частично противоборствующие импульсы. Мы постарались описать важнейшие на наш взгляд три импульса. Однако возможно, что наше описание достаточно схематично и нуждается в дальнейшем уточнении.
Но все же для первого анализа этого достаточно. Просто следует избегать шаблонного и механического применения этих трех понятий: национал-социализм, этатизм, фашизм. Если, к примеру, считать Третий Райх чисто национал-социалистическим, а государство Муссолини — фашистским, то мы не сумеем преодолеть рамки всех предыдущих упрощений. Важно осознать, что эти три импульса в одной и той же стране, в одном и том же движении и даже в одном человеке могут пересекаться и парализовать друг друга. То вдруг стремительно прорвется один импульс, затем — медленнее, обходными путями — другой. Внезапно обозначится третий. Один импульс может быть искажен под давлением другого. Все вместе они могут вдруг иссякнуть. Потом снова заявят о себе в связи с каким-либо бурным событием.
Поясним нашу мысль на двух примерах, взятых на этот раз не из Германии. Первый пример — весьма своеобразная, просуществовавшая с сентября 1943 г. по апрель 1945 г. «Итальянская социальная республика». Речь идет о завершающей фазе режима Муссолини, наступившей после его разрыва с королем. Здесь он уже утрачивает все черты, связывающие его с итальянским эстаблишментом. На конечной стадии в загнанном в угол режиме вновь появляется оскал авантюрного фашизма, что напоминает о временах марша на Рим. Ссылки на «юность» и «смерть» уже не являются просто риторикой, так как сформированные из молодежи подразделения ведут с партизанами борьбу не на жизнь, а на смерть. Этот фашизм однако «окрашен» социально-революционными программами, которые были оттеснены на задний план во время симбиоза со старыми правящими слоями. Несмотря на такую окраску, самый ярый национал- социалист из всех итальянских фашистов Роберто Фариначчи отказывается ото всех постов, предложенных ему Итальянской социальной республики и вовсе не потому, что у него не хватает мужества. В чем же причина такой позиции? Почему он отошел в сторону?
Подобный вопрос можно задать не только по отношению к отдельным лицам. Возьмем Францию. Трудно разобраться в том, почему большая часть французской управленческой элиты, да и элиты вообще, пошла на сотрудничество с Гитлером, не понимая импульса этатизма? Этот импульс возник в результате катастрофического положения Франции после краха 1940 г. Он получает свое развитие потому, что в лице немецких оккупантов наталкивается на группы людей, мыслящих в том же направлении. Что может быть общего у французов типа Бишелонна, Габольда, Бенуа-Мешина или бывшего чемпиона по теннису Боротра с их земляком, поэтом Селином? В принципе ничего. Селина повсюду называют фашистом. Но мы вполне сознательно не поставили его в один ряд с Монтерланом и Дрё, впрочем, как и с погибшим в Берген- Бельзене Жоржем Валуа. Три яростных политических памфлета Селина также не имеют ничего общего с фашизмом, ни с его традиционным итальянским прототипом, ни с фашизмом в нашем более широком понимании. И дело тут не в бьющей ключом ненависти, что выпадает из «холодного стиля». И то, что эти три памфлета являются, пожалуй, единственными национал-социалистическими произведениями, боевыми творениями высокого литературного уровня объясняется не только плебейским «соком», который их оживляет. «Национал-социализм» проявляется здесь прежде всего в социальном возмущении. Точнее душевное возмущение целого слоя народа ищет себе врага и находит при этом слово.
Тот, кто не видит этих различий в стиле, не поймет, что произошло, когда Селин в Париже, во время немецкой оккупации встретился с Эрнстом Юнгером. Юнгер зафиксировал эти встречи в своих дневниках «Излучения» под разными датами и со свойственной ему остротой взгляда. Селин предстает то под своим именем, то под легко разгадываемым псевдонимом. И что же происходит? Национал-социалист надеется встретить в лице немецкого оккупационного офицера и коллеги-писателя своего единомышленника и наталкивается при этом на эстета, т. е. фашиста, что ему абсолютно чуждо. Этот фашист не хочет разделять его ненависти, она ему претит. В отрицательном отношении эта встреча столь же знаменательна, как и встреча Бенна с Маринетти — в положительном.
Социологический обзор
Настоящая работа начиналась с сопоставления двух писателей и заканчивается сопоставлением двух
