Змееныш

пистолету. Карманы его оттопыривались. Мазай подставил рюкзак, завхоз сгрузил туда несколько коробок патронов и хороший охотничий нож в кожаных ножнах.

— Пойдем вместе? — неожиданно для себя пригла­сил Мазай. — Будешь, как и я, вольным сталкером.

— Бери, бери, пригодится, — вручая пистолеты, по­вторял Игнат, как будто Мазай отказывался. Он словно не услышал слов хромого. — И «калаш» возьми, я-то помню, что твою винтовку менять пора, сам ведь выдавал... — Он замолчал, глядя, как Мазай застегивает потяжелевший рюкзак и надевает лямки, озабоченно добавил: — Курт­ка-то у тебя прорвалась, смотри вон, на локте...

Мазай качнул головой:

— Некогда уже менять. Светает, пойду я.

Игнат проводил его до выхода, прикрыл дверь. При­слонившись к стене, ссутулившись, пробормотал:

— Куда уж мне. И ты вон немолод, а я совсем ста­рый, чтоб по болотам за мутантами скакать да на земле спать. Место тут теплое, кормят... Я уж тут теперь до конца, видно. А тебе удачи.

Мазай кивнул, помедлив, неловко хлопнул Игната по плечу и пошел прочь. Он хотел побыстрей разыскать Змееныша.

Кровь стучала в висках, лоб пылал. Змееныш бежал, то и дело спотыкаясь. Ему было очень плохо. Болела обожженная рука, бровь рассек темно-розовый рубец — след от ветви, хлестнувшей по лицу, когда Змееныш пры­гал на осину, уходя от внезапно выросшей на пути жарки.

Однако хуже физической боли была другая — душев­ная. Мысли мешались, в ушах шумело, голова кружилась, из-за этого Змееныш и не заметил ту аномалию, не ощу­тил ее, как обычно. Он понимал, что заболевает от пере­живаний последних двух дней, что ему надо укрыться, спрятаться в норе и отлежаться, как раненому зверю. Но останавливаться опасно, за ним могут гнаться, нужно уйти подальше в Зону, покинуть территорию Слона.

Когда Мазай учил подопечного сталкерскому ре­меслу, то показал ему два своих схрона недалеко от гра­ницы — хорошо бы добраться до одного из них. Змее­нышу больше нравилась покосившаяся избушка посре­ди еловой рощи. Маленький домик, почти сарай, стены из дранки — Мазай когда-то сам сколотил его посреди молодого ельника, и теперь, спустя десять лет, деревца, еще не очень высокие, но раскидистые, пушистые, це­ликом скрыли избушку от посторонних глаз. Про нее, кроме хромого, знали еще только Тетеря да Поршень, но их теперь нет. Змееныш скрипнул зубами. Не думай об этом! В Зоне такое с любым может произойти, нельзя предугадать, откуда появится опасность. Нет его вины в том, что кабаны затоптали сталкеров. Или есть?

Он поднырнул под нависший над тропой ствол ста­рого бука, вершина которого лежала в развилке ветвей осины. И не заметил сухой сук, торчащий вниз, задел его больной рукой, вскрикнул, но не остановился. Так мне! — ожесточенно думал он. Я заслужил эту боль, ведь из-за меня погибли люди. Если бы я не решил тогда по­казать свою крутость, не тронул кабанов — мы бы обо­гнули их и все были живы.

Сил оставалось все меньше, воздух с хрипом выры­вался из груди, царапал горло. Второй схрон располагал­ся ближе, но был менее надежен. Просто яма под замше­лым бревном — Мазай ее расширил, укрепил стенки, выстлал дно железными листами. Под одним из них хра­нилось оружие и кое-какие консервы. В яме можно спо­койно пересидеть с неделю, но ее легче найти, чем домик в ельнике, вход Мазай замаскировал под звериную нору и ничем не закрывал, внутри запросто мог поселиться кро­восос или псевдоплоть. Хотя яма находится во владениях Слона, тут мутанты почти не встречаются, обжитая тер­ ритория, — но ведь «почти» не считается. С кабанами он тоже почти справился, а что получилось?

Не думай! — вновь одернул себя Змееныш, и тут же, словно в насмешку, носок ботинка задел вылезший по­перек тропы корень. Парень полетел носом вперед, лишь в последний миг выставил руки, задержав паде­ние. В обожженную ладонь впилась шишка, и Змееныш взвыл сквозь зубы. Вскочил, задыхаясь, прижат руку к груди и побежал дальше, вернее, поковылял. Сильно заболела нога, ладонь саднило, будто углем прижгли.

Но мысли упорно возвращались к тем событиям. Снова и снова перед внутренним взором вставала преда­тельская воронка, в которой погиб Тетеря. Аномалия издевательски скалилась, ее тусклая аура в воспаленных глазах Змееныша сияла, словно прожектор, заслоняя путь. Он вскарабкался по склону, здоровой рукой при­держиваясь за кусты, растущие по краям тропы. Ворон­ка продолжала скалиться, она вращалась, быстро пере­двигаясь с места на место, словно приплясывая, вызы­вая у Змееныша головокружение и тошноту.

А затем на миг наступила ясность, мутная пелена рас­сеялась, и Змееныш увидел перед собой, меньше чем в трех метрах, настоящую воронку. Только эта аномалия была не плодом воображения, не горячечным бредом — она висела над тропой, и Змееныш ковылял прямо в нее. Он еще не чувствовал действие воронки, время для него будто замедлилось — настолько ему было плохо, с таким трудом он вбспринимал окружающее, — но Змееныш видел, что она уже включилась, от нее начали расходиться видимые лишь ему одному волны — как мелкая рябь на воде.

Прыгать сил не было. Змееныш повалился на землю и бездумно, бессильно покатился с холма, двигаясь буд­то сквозь глицерин. Воронка раскрутилась, и его потя­нуло обратно, все сильнее — поволокло сквозь кусты вверх по скпону.

Он развернулся, цепляясь за траву. Стебли резали больную ладонь в кровь, но Змееныш не чувствовал. Мут­но глянув вокрут, он выгнулся, вытянул руки и схватил­ся за ствол старого дуба, на который едва не упал.

Обхватив дерево, замер на секунду, пытаясь вдох­нуть. Воздух застревал в горле, как влажная вата. Анома­лия казалась ему кровососом, протянувшим десятки смер­тоносных щупалец, которые схватили за руки и ноги — и тащат, тащат, утягивают в жуткую красную пасть...

И тут воронка выключилась. Змееныш обмяк, по­том стал выпрямляться, придерживаясь за ствол. Посто­ял, прижавшись лбом к изрытой трещинами коре, под­нял голову, собираясь бежать дальше, — и увидел в гус­тых сумерках, что вверху одна трещина расширяется, превращаясь в дупло.

В другое время забраться на два метра по корявому стволу не составило бы для Змееныша никакого труда. Но сейчас мышцы ломило, кружилась голова — он и сам потом не мог понять, как все-таки сумел залезть. Почти в полном беспамятстве Змееныш уселся на краю дупла. Здесь его не найдут...

Глухое ворчание раздалось совсем рядом. Он по­качнулся, упав на бок, съехал на подстилку из листьев и травы — и увидел в полутьме прямо перед собой морду псевдоплоти. Как она оказалось тут, на дереве?

Псевдоплоть испуганно заворочалась — она не ожидала вторжения. Взметнулись клешни, мутант хрюкнул, метя человеку в глаз.

Это был конец. Уже не соображая, что делает, Змее­ныш скользнул в сторону, спиной уперся в стенку дуп­ла, ногами — в щетинистый бок мутанта и с силой пнул его, испустив болезненный полукрик- полустон.

Вместе со звуком из глубины его существа плесну­лась горячая волна боли и злости. Псевдоплоть утробно заурчала — и вылетела из дупла. Оглушенная незримой волной, которую исторг Змееныш, она рухнула в траву, поднялась, шатаясь, и быстро заковыляла прочь, слабо похрюкивая. Несколько секунд Змееныш, приподняв­шись, глядел ей вслед, а потом сил не осталось совсем, и он повалился на бок, закрыв слезящиеся глаза, замер в прелой, теплой полутьме.

Он не увидел, как ошеломленная псевдоплоть, бредя, словно пьяная, попала в воронку, не слышал ее короткого истошного визга — он провалился в не­бытие.

В комнате Слона на третьем этаже не было окон, поэтому никто не знал, что хозяин всю ночь не спал.

Он сидел на низкой кровати, рядом на полу стоял стакан, в руках Слон держал полупустую бутылку «Блэк

Джека». Янтарная жидкость покачивалась в стекле — у Слона слегка дрожали руки.

— Такой же заносчивый, — пробормотал он, тряся головой. — Такой же гордый, как... — встряхнув бутыл­ку, Слон поднял ее, посмотрел сквозь остатки виски на тусклую электрическую лампочку без абажура, свисаю­щую с потолка на синем проводе. Неаккуратно плеснул пойло в стакан, пролив почти половину, и