ничего хорошего не дает, только позволяет империалистам набивать карманы.
Взять, к примеру, англичан. Тоже надеялись погреть руки на военных контрактах. Сами и раздули пожар войны в Европе. Вооружали Польшу — «нелепое детище Версальского договора». Спровоцировали Финляндию на конфликт с СССР. Когда у них не получилось руками финнов заграбастать Карелию, сами нанесли подлый удар по Баку и Мурманску. Исподтишка, без объявления войны. Думали, Союз испугается, шиш вам! Нас так просто не возьмешь!
Слева мелькнула темная тень. Показалось? Нет. Вон опять что-то мелькнуло. Над облаками блеснул огонек, видимо, пламя из патрубков мотора. Самолеты. Идут без огней. Целая эскадра. Наши? Группа идет разрозненно, максимум держатся вместе звеньями. Кто-нибудь вполне мог забраться левее.
Вскоре Ливанов понимает, что ошибся. Это явно не наши и не союзники. Немцы пока отказались от ночных налетов, а наших летчиков всегда предупреждают, если по близким маршрутам идут две группы. И силуэты незнакомые. Небольшие двухмоторные машины, идут над облаками, как и мы. Дистанция в три- четыре километра. Хотя ночью тяжело определить расстояние, всё кажется меньше и дальше, чем на самом деле. Но это точно не наши, силуэт сильно отличается.
— Приготовиться к отражению атаки! — короткий приказ по СПУ. В голове мелькнула шальная мысль — видят ли ведомые? Радиомолчание нарушать не хотелось. Владимир «зажал» стрелки приборов, самолет на мгновение замер на месте и качнул крыльями: делай, как я.
Чужие самолеты медленно приближаются. Идут курсом на пересечку.
— Командир, это «Бленхеймы», — в голосе Зубкова звучит уверенность. Опасные машины, легкий бомбардировщик, маневренности и скорости хватает для активного воздушного боя. Плохо будет, если они нас атакуют. С полной нагрузкой особо не поманеврируешь, если очередью не прошьют, так в штопор свалишься.
— Огонь не открывать! — безлунная ночь, может, и не заметят или не поймут, кто идет, примут за своих.
Томительные секунды ожидания. До рези в глазах вглядываешься в темные неясные тени вражеских машин, пытаешься если не сосчитать самолеты противника, это невозможно, так хоть предугадать маневр. Какое-то время две группы бомбардировщиков шли параллельными курсами, затем англичане медленно обогнали эскадрильи тяжелогруженых «ДБ-3» и растворились во мраке. Похоже, они нас не заметили.
К цели группа вышла, как и было рассчитано, на рассвете. Владимир даже не понял, в какой момент темнота за остеклением кабины сменилась мягким утренним сумраком. Глаза Ливанова скользили по темной, испещренной морщинами волн поверхности моря.
То тут, то там с боков, спереди и сзади в небе виднелись силуэты самолетов. В виду берега Владимир открыл окно и выстрелил в небо зеленой ракетой. Сигнал для своих. Затем сбросил скорость и заложил восьмерку. Пара минут ожидания, пока подтянутся разбредшиеся по сторонам экипажи. Вскоре все собрались и не мешкая пристроились в хвост ведущему. Ливанов еще раз пересчитал бомбардировщики — все здесь, никто не отбился. Хорошо. Теперь перестроиться правым пеленгом, и курс на Ливерпуль.
Навстречу самолету бежала светлая полоска берега. Мористее из тумана выглядывали мачты лежащих в дрейфе кораблей. Вчерашний конвой. Это те, кто не поместился в гавани, ждут очередь на разгрузку. Матросы ругают, наверное, докеров, мечтают поскорее дорваться до берега и не понимают, как им повезло. Пока не понимают.
Белая полоска прибоя скрылась под крылом, вдалеке виднеется город. Снижаемся. Облаков нет. Рассеялись ночью. Видимость великолепная, всё как на ладони. Солнце поднялось над краем земли и слепит глаза. Даже темные очки не помогают. Плохо, промахнулись штабные, те, кто операцию планировал. Заход на цель неудачный. Но зато англичане не ждут.
— Командир, возьми немного левее. Выходи на боевой курс. Ударим с первого захода, — подсказывает Хохбауэр.
Штурман прав, раз нас не ждут, следует воспользоваться моментом, не лезть лишний раз под зенитки. Все одно мишеней внизу больше чем достаточно, и без доразведки никто не промахнется. В порту и заливе транспортов должно быть, как сельдей в бочке.
Мелькнула и убежала ниточка железной дороги. Справа по направлению к югу ползет гусеница поезда. Высота 1000 метров. Очередной поворот. Курс прямо на север, маневрирование удачное — солнце не слепит. Виден небольшой городок Беркенхед. Еще один ориентир. Молодец Макс! Вывел группу точно на цель.
— С земли передают: можно работать, — запоздавшее сообщение с командного пункта, там тоже смотрят на часы.
— Сам знаю, — Ливанов резко оборвал доклад радиста. Не до него.
В небе ни одного разрыва, ни одного грязного облачка. Тихое, сонное осеннее утро. А самолеты уже накатываются на залив неудержимой волной рвущих воздух винтов. Впереди сплошной лес мачт, сливающиеся с темной водой серые борта кораблей. За ними угадываются городские кварталы и портовые сооружения.
— Проспали, черти, — злорадно шепчет Владимир и радостно улыбается.
Даже удивительно, у лимонников должны быть радары на кораблях. Должны были засечь еще на подступах к порту. Или?! Подняли перехватчики?
— Смотреть за воздухом! — голос срывается, в горле от волнения пересохло.
Нет. Все чисто. Ливанов сам вертит головой из стороны в сторону, пытается первым заметить опасность, опередить смерть хоть на пару секунд. Бомбардировщик снизился до шестисот метров. В ушах стоит мерный, басовитый уверенный гул моторов. Макс молчит, смотрит через прицел, выискивает цель. В таком состоянии ему никто не может помешать.
— На боевом! — легкое касание штурвала, повернуть машину в сторону большого, прямо лезущего в кабину, заполняющего собой весь горизонт сухогруза.
Вдруг, это всегда происходит неожиданно, впереди вспухли грязные дымные хлопья разрывов.
— Опомнились, сволочи!
Стреляют с транспортов и застывшего у входа в залив эсминца. Тусклые вспышки на палубах и надстройках кораблей. Суета вокруг зениток. В мгновение ока проснулась вся противовоздушная оборона Ливерпуля. Кажется, внизу стреляет все, что может. Перед носом бомбардировщика вырастает сплошная стена разрывов. Боевой курс — не отвернуть и не подняться выше. Остается, стиснув зубы и вцепившись обеими руками в штурвал, слушать, как барабанят по обшивке осколки. Быстрее бы отбомбиться, быстрее.
— Командир, возьми левее, — доносится сквозь грохот голос штурмана, — видишь баки и трубы?
— Вижу, мать, мать, перемать и вымать, — самолет уже над транспортами, новая цель — это лишние секунды под огнем.
— Иди прямо над танкером. — Максу хорошо, он не видит, что впереди по курсу творится. Врут попы, будто ад под землей, вот он в небе, и через него придется пройти.
— Сейчас я его долбану.
Самолет ощутимо тряхнуло, как машину на ухабе. Попали?! Короткий взгляд на приборы, моторы тянут, давление в норме. В кабине стоит кисловатый аромат сгоревшего кордита, но дымком не тянет.
Наконец плоская, словно корт, палуба танкера исчезает из виду, уходит под крыло. Следом за ней исчезают серебристые баки и трубы нефтяного терминала. Чувствуется толчок, самолет облегченно вздрагивает. Моторы звенят и тянут машину вверх, прочь от полыхающих огнем грязных клякс.
— Есть! Накрыл! — кричит Макс и спокойным тоном добавляет: — У меня четыре «колотушки» остались.
Ливанов его не слышит. Ясно, что штурман первым делом сбросил «ФАБ-250» с подкрыльевых подвесок. Быстрее, быстрее вырваться из этого ада. Правый вираж. Огненное кольцо ползет следом. Рядом с машиной Ливанова идет бомбардировщик с цифрой «11» на фюзеляже. Паша Столетов, как и командир, оставил себе прежний номер. Остальные вроде не отстают, одной стаей выходят к точке сбора. Теперь левее и добавить оборотов. Порт остался позади. Внизу городские кварталы. И стало тише, зенитный огонь поутих.
Настало время оглядеться по сторонам. Все ли экипажи уцелели? Сразу и не понять. Вон, звено Туманова кружит над северной окраиной Ливерпуля. Рядом еще четверка бомбардировщиков. Где ведомые?
