Дженна хрипло вздохнула и закрыла окно. Нужно все обдумать. Не этого она хотела. Мысли лихорадочно одолевали ее мозг, но в этом доме она размышлять не может.
Роясь в своей одежде, которую Эмили аккуратно развесила в платяном шкафу, Дженна вытащила длинную кашемировую накидку, набросила ее на пеньюар и вышла в сад.
Но не восхитительный аромат французской сирени защекотал ее ноздри, когда она вошла в беседку. Это был возбуждающий запах табака, экзотическая смесь, которую она никогда прежде не встречала, и все же в ней было что-то неуловимо знакомое. Она была не одна среди зарослей сирени, и ее сердце чуть не остановилось, когда от высокого соседнего дерева к ней шагнул мужчина.
Кевернвуд.
Ее быстрый вздох застрял в горле. Граф был в том же костюме, что и на обеде, только снял черный сюртук и галстук. Распахнутый ворот рубашки открывал завитки темных волос на груди.
– П-прост-тите меня, милорд. – Дженна запнулась. – Я не могла заснуть. Я не знала… Я не думала… – Это было бесполезно. Предательские эмоции, пульсирующие в теле, сковали язык.
– Я хотел покурить, – сказал он, подходя ближе, – и подумал, что неразумно делать это в доме. Бог его знает, что взбредет в голову вашему нареченному, вдруг он сочтет это оскорблением, а у меня, увы, только одна жизнь, которую я могу отдать за короля и страну.
– И я ее вам испортила, – с сожалением сказала Дженна, игнорируя его сарказм.
Он начал вытряхивать пепел из маленькой глиняной трубки, постукивая ею о ствол дерева.
– Не делайте этого! – воскликнула ока. – Пожалуйста. Я уйду. Здесь есть где погулять, милорд.
– Нет-нет, не беспокойтесь. Я действительно уже закончил, – отмахнулся от ее объяснений граф, и Дженна неловко разглядывала его, пытаясь придумать новые причины ухода.
– Мой отец имел обыкновение курить трубку, – сказала она. – Я любила запах его табака. Похожего на ваш я прежде никогда не встречала, и все же… есть в нем что-то неуловимо знакомое. Эта смесь сделана на заказ?
Граф кивнул.
– Мне готовит ее торговец табачными изделиями в Лондоне, – сказал он, пряча трубку в карман. – В ней аромат лакрицы, виски, рома и крепкой сирийской латакии. Большинство женщин считают такую смесь запахов невыносимой, но мне она нравится.
Дженна повернулась, чтобы уйти. Она поверить не могла, что среди ночи, полуодетая, беспечно обсуждает запах табака с мужчиной, который, вероятно, собирается убить на дуэли ее жениха.
– Мне не следовало быть здесь. Извините, – пробормотала она.
– Почему вы пришли сюда в этот час? – Его глубокий голос заставил ее обернуться.
– Цветы производят на меня тот же самый эффект, как трубка на вас, милорд, – ответила она с бьющимся сердцем. – Я не могла уснуть. Я хотела подумать, а у меня это всегда лучше получается на природе.
Граф подошел ближе, чуть хромая. Дженна подумала было рассказать ему о леди Эвелин. Она почти отбросила эту мысль, но он приближался, и она больше не могла управлять своими эмоциями, пульсировавшими в средоточии ее женственности, ускоряя биение сердца и отзываясь сигналом тревоги в мозгу.
– Леди Эвелин навестила меня сегодня. Она боится за вас.
Его улыбка исчезла, он остановился. Луна сияла над ними, и было что-то в его глазах, чего она не могла разобрать, но по спине у нее пробежал холодок. Кевернвуд был совсем рядом, разглядывая в свете луны ее лицо.
– Ей не следовало этого делать, – сказал он.
– Она хотела, чтобы я повлияла на Руперта… и убедила его отозвать вызов.
Лицо графа было непроницаемым.
– Она была ужасно расстроена, – продолжала Дженна. – Боюсь, я не слишком обнадежила ее в этом отношении. Руперт весьма упрям.
Они долго смотрели друг на друга в призрачном лунном свете, прежде чем он шагнул ближе. От вечерней сырости локоны вились вокруг ее лица, и он отвел выбившуюся прядь.
– Я говорил вам, что вы не любите его, – пробормотал он, притянув ее к себе сильными руками.
Не успела Дженна перевести дух, как его губы накрыли ее рот. У них был вкус табака и сладкого вина. Он углубил поцелуй и заглушил ее стон, его язык умело разомкнул ее зубы и медленно скользнул внутрь.
Это неправильно, но она не сопротивлялась. Она ставит под угрозу свою репутацию, одна, глубокой ночью, полуодетая, в объятиях другого, в то время как ничего не подозревающий жених спит в особняке всего в нескольких ярдах отсюда. Если их кто-то увидит, ее репутация погибла. Но граф пробудил в ней чувства, и она была околдована, опьянена им. Крепкая рука, проникнув под пелерину, обняла ее талию и медленно поползла вверх. Его язык, дразня, отступал, затем погружался глубже, и хриплый стон вырвался из его горла, когда ее дрожащий язык ответил.
Сердце запрыгало у нее в груди испуганной птичкой. Пульс бешено стучал в глубинах лона, разливая восхитительные, болезненные волны по самым потаенным уголкам тела, когда он прижал ее еще теснее к себе, к своему возбужденному мужскому естеству.
Вдруг Дженна вспомнила, где она и что с ней происходит. Он решил, что если она не просила пощадить Руперта на дуэли, то это ее не волнует? Или он думает воспользоваться ее благосклонностью в оплату за безопасность Руперта? Эти мысли резкими вспышками вторгались в бушевавший чувственный поток, разрушая волшебные ощущения от близости с ним.
