Взглядом Бакстер дает понять, что заметил его движение, однако говорит только:
— Так, все быстро достали мобильники и положили на стол.
Никто не двигается.
— Сначала вы, ребята, — приказывает Бакстер. И к Розалинд: — Давай, скажи им.
— Дейзи, Тео! Думаю, лучше сделать, как он говорит. — Теперь гнева в ее голосе больше, чем страха, и неуместное сейчас «думаю» отдает непокорностью.
У Дейзи дрожат руки: ей никак не удается извлечь из тугого кармана телефон. Дышит она часто, неглубоко. Тео выкладывает на стол свой телефон и подходит помочь сестре; хороший шаг, думает Генри, теперь сын стоит почти рядом с ним. Бакстер все не вынимает руку из кармана. Если они сумеют согласовать действия, быть может, им удастся броситься на него и обезоружить.
Однако Бакстер тоже это понимает.
— Положи ее мобильник рядом со своим и отойди туда, где стоял. Давай-давай. Дальше. Еще дальше.
Где-то в кабинете у Генри, в ящике, набитом всяким мусором, лежит перцовый баллончик, купленный много лет назад в Хьюстоне. Может быть, он еще работает. Где-то в кладовой, среди палаток и старых игрушек, должна быть бейсбольная бита. А на кухне — множество разных ножей. Однако, судя по синяку на груди, в бою на ножах Пероуну ничего не светит.
Бакстер поворачивается к Розалинд:
— Теперь твой.
Обменявшись взглядом с Генри, она достает из кармана пальто свой телефон и кладет его в ладонь Бакстера.
— И ты.
— Мой наверху, заряжается, — говорит Пероун.
— Кончай свистеть, мудила, — отвечает Бакстер. — Вон он, я его вижу.
Действительно, сотовый Пероуна выглядывает из заднего кармана его джинсов.
— Да.
— Положи его на пол и подтолкни ко мне.
Чтобы его подбодрить, Бакстер наконец достает из кармана свое оружие. Насколько можно судить, это старомодный французский кухонный нож, с оранжевой деревянной ручкой и изогнутым матовым лезвием. Осторожно, стараясь не делать резких и быстрых движений, Пероун нагибается, кладет свой сотовый на пол и подталкивает к Бакстеру. Тот не поднимает телефон, вместо этого зовет:
— Эй, Найдж! Заходи. Собери-ка мобилы.
В дверях появляется парень с лошадиной физиономией и останавливается на пороге.
— Ух ты, ну и квартирка! — И, заметив Пероуна, добавляет: — О, вот и наш герой асфальта!
Пока его приятель собирает телефоны, Бакстер спрашивает:
— А как насчет дедули? Только не говори, что ему вы не купили телефон!
Из теней в глубине комнаты выступает Грамматик; в руке у него — пустой бокал.
— У меня действительно нет телефона. А если бы был — я разбил бы его об твою пустую башку!
— Батя твой, что ли? — спрашивает Бакстер у Генри.
Сейчас не время разбираться в родственных связях, и Генри отвечает: «Да» — ему кажется, что так будет лучше.
Однако он ошибся, страшно ошибся. Своей приплясывающей походкой Бакстер обходит Найджела и стремительно движется прямо к старику.
— Ну надо же! — говорит он. — Такой приличный старый джентльмен — и так ругается!
Предчувствуя беду, Пероун бросается следом, но ухмыляющийся Найджел встает у него на пути. Генри успевает только выкрикнуть:
— Он тебе ничего не сделал!
Бакстер уже стоит перед стариком. Тео бросается вперед; и в этот миг кулак Бакстера взмывает в воздух, и слышится влажный треск кости — словно хрустнула зеленая ветка. Все Пероуны кричат — кто: «Нет!», кто просто: «А-а!» Однако худшие их опасения не сбылись: Бакстер ударил Грамматика другой рукой, не той, в которой держит нож. У старика подгибаются ноги, он падает; Тео мгновенно оказывается рядом, поддерживает его, помогает опуститься на колени, подхватывает из руки бокал. Медленно и беззвучно — он не застонет, не доставит врагу такого удовольствия — Грамматик закрывает лицо руками. Меж пальцев у него стекает кровь.
До сих пор Генри был как в тумане. Да, поражен, испуган — но как-то не всерьез. По своему обыкновению, он грезил наяву: мечтал о том, как вместе с Тео обезоружит Бакстера, о перцовых баллончиках, битах и ножах — и все это были чистые фантазии. Теперь же перед ним предстала истина во всей своей неприглядной наготе: Бакстер — человек, который ни на что не надеется и потому ничего не боится. Но это лишь общие слова, канва вышивки. А сложный узор образован симптомами его болезни — импульсивностью, неспособностью к самоконтролю, паранойей, резкими перепадами настроения, постоянным переходом от депрессии к взрывам ярости и обратно. Что-то из этого может сыграть Генри на руку, как сегодня утром. А может привести к катастрофе. Интеллектуального снижения пока не заметно — эмоциональные реакции и координация страдают первыми. Каждый, чье число CAG в толще таинственного гена четвертой хромосомы составляет значительно больше сорока, обречен пройти этим путем. Его будущее предопределено. Ни любовь, ни таблетки, ни изучение Библии, ни тюремное заключение не излечат Бакстера и не собьют его с курса. Судьба его, записанная в хрупких протеинах, нерушима, словно надпись, выбитая на камне или гравированная на закаленной стали.
Иоанн Грамматик стоит на коленях у дивана; Розалинд и Дейзи бросаются к нему. Тео беспомощно кладет руку на плечо деда. Генри не может подойти — путь ему по-прежнему преграждает Найджел. Бакстер, все еще с ножом в руке, делает шаг в сторону, дрожащей левой рукой стягивает шапку и расстегивает молнию на куртке, неуклюже закуривает. Топчется на месте, дергая молнию и косясь на хлопочущих вокруг старика женщин. Кажется, он не очень понимает, что делать дальше.
Никакие доводы не помогут Пероуну убедить себя в том, что только генетический сбой привел к тому, что семье его угрожают, а у тестя разбит нос Нет, виноват и он сам. Он унизил Бакстера на улице, на глазах у его приятелей, унизил, уже догадавшись о его болезни. Естественно, Бакстер явился сюда, чтобы при свидетеле спасти свою репутацию. Должно быть, уговорил Найджела или, быть может, подкупил. Парень этот, кажется, дурак дураком, уболтать его несложно. Бакстер действует на пределе сил, ибо слишком хорошо знает, что его ждет. Пройдет несколько месяцев, может быть, лет, и атетоз — бессознательные, неконтролируемые движения, и хорея — мышечные подергивания, гримасничанье, непроизвольные движения пальцами и плечами — овладеют им окончательно. Для разбойной жизни нужно бычье здоровье. А он будет прикован к койке, мучимый жуткими галлюцинациями. Друзья его наверняка покинут, и уж точно не будет рядом никого, кто бы его любил. Еще дальше — мрак и медленное сползание в пропасть. Если повезет, умелые врачи немного облегчат его страдания. Если повезет. Вот почему сейчас, пока Бакстер еще способен удержать в руке нож, он отчаянно борется за свое попранное достоинство, а может, даже надеется заслужить посмертную славу.
О чем он думал, этот парень, когда выслушивал свой диагноз, видел товарищей по несчастью, даже переписывался несколько лет назад с нейрохирургом из Лос-Анджелеса о новой терапии? Впрыскивание коктейля из стволовых клеток и собственной нервной ткани пациента — разумеется, ничего из этого не вышло, да и не могло выйти, на этот счет Пероун не обманывался. Как мог он не понимать, что унизить и обмануть такого эмоционально неустойчивого человека, как Бакстер, смертельно опасно? Избавился от побоев — и бегом на корт. Разрешив один кризис, вызвал другой, намного страшнее. И кровь Грамматика на полу — его вина. Бакстер сломал старику нос, приняв его за отца Генри. Прекрасный способ начать казнь сына.
Розалинд и Дейзи склонились над Грамматиком с бумажными салфетками.
— Ничего, ничего, — невнятно говорит он. — Ничего страшного. Я его уже ломал… в библиотеке, на этой чертовой лестнице…
— Знаешь что? — обращается Бакстер к Найджелу. — Мы тут уже бог знает сколько торчим, и никто
