Живой как жизнь

относящиеся к старым понятиям, стали, как мы только что видели, сочетаться по-новому.

«Разница между образованиями дореволюционными и современными, — говорит профессор А. Баранников, — в широте распространения. В то время как до войны подобные термины были доступны только немногим лицам, после революции они стали всеобщим достоянием».

Разница чрезвычайно существенная.

II

Конечно, бывало и так, что наряду с революционными массами за словотворчество брались канцелярские выдумщики, не раз сочинявшие такие комбинации слов, которые были прямым издевательством над русскою речью. Например, из скромного названия школьный работник они сварганили бесстыдное шкраб.

Будь я педагогом, я сильно обиделся бы, если бы кто обозвал меня таким какофоническим словом.

Вообще канцелярская пошлость немало навредила и здесь.

Стихийное живое словотворчество она превратила в бездушное сплетение мертвых слов, отвратительных для русского слуха.

Появились такие чудовищные сочетания звуков: Омтсгаушорс, Вридзампло, Мортихозупр, Лабортехпромтехснабсанихр и сотни других.

Вся эта тошнотворная чушь навязывалась и навязывается русскому языку безнаказанно. «Вот я открываю наугад „Список абонентов Ленинградской городской телефонной сети“, — писал Борис Тимофеев в 1960 году, — и сразу натыкаюсь на Ленгорметаллоремпромсоюз и на Ленгоршвейтрикотажпромсоюз».

Хороши «сокращения» из двадцати шести букв!

Работник Липецкого совнархоза B. C. Кондратенко с понятным негодованием пишет о таком «сокращении», как Ростглавстанкоинструментснабсбыт. «Тридцать одна буква в одном слове! — возмущается он в письме. — Попробуйте быстро вымолвить это слово по междугородному телефону или в служебном разговоре!»

В подобных словах нет ни складу, ни ладу, ни благозвучия, ни смысла. Они совершенно непонятны читателям и превращают русскую речь в тарабарщину.

Тарабарщина эта была не только непонятна, но и антихудожественна, безобразна, безвкусна. Маяковский именно для того и выдумал словечко Главначпупс, чтобы заклеймить эти чиновничьи вычуры. Главначпупс— «главный начальник по управлению согласованием».

Константин Федин писал в те же годы:

«...Я не боюсь прослыть пуристом, если назову безобразным озорством такое довольно распространенное в Ленинграде сокращение: Моснарврайрабком. Это клинический случай глоссолалии, сочетание бессмысленных словесных обрезков, которые вряд ли сумеет выговорить каждый сотый человек — и понять каждый тысячный».

Против бездушного склеивания разнокалиберных слов, производимого всевозможными завами, советские люди протестовали по-своему — не только в газетно-журнальных статьях, но и в устных пародиях, причем пародистами нарочно подбирались такие слова, чтобы при их сокращении непременно получалась нелепость.

Когда в начале революции возник Третий Петроградский университет, студенты, смеясь, говорили, что сокращенно его следует называть Трепетун.

Женский медицинский институт получил наименование ЖМИ, а Психоневрологический институт — ПНИ. Новое общество живописи — НОЖ. Институт востоковедения Академии наук — ИВАН.

Ильф и Петров, издеваясь над эпидемией канцелярского «сократительства», довели этот прием до абсурда: подвергли такому сокращению тургеневских Герасима и Муму и получили озорное Гермуму. Они же выдумали пародийное политкарнавал и придали «Театру инфекции и фармакологии» сокращенное название ТИФ.

Столь же остроумно использовали они имена Фортинбрас и Умслопогас. Первое имя принадлежит персонажу из «Гамлета», второе — герою романа английского беллетриста Райдера Хаггарда. Авторы «Двенадцати стульев», сделав вид, что не подозревают об этом, в шутку предложили читателю воспринять оба имени как составные названия двух учреждений (вроде Моссовет, Райлеском и проч.). Оттого-то в их чудесной пародии на театральные афиши 1920-х годов появилась такая строка:

«Мебель — древесных мастерских Фортинбраса при Умслопогасе».

Это уморительное Умслопогас, внушающее мысль об угасании ума, было настолько похоже на тогдашние составные слова, что стало нарицательным именем одного очень большого издательства, давно упраздненного. Мы так и говорили тогда: «У нас в Умслопогасе...»

Подобным же образом Александр Блок в одной шуточной пьеске (1919) высказал догадку, что имя молодого литератора — Оцуп — есть сокращенное название учреждения. Пьеска называется «Сцена из исторической картины „Всемирная литература“», и там есть такие стихи:

Неправда! Я читаю в Пролеткульте,
И в Студии, и в Петрокомпромиссе,
И в Оцупе, и в Реввоенсовете...

В примечании к слову Оцуп поэт говорит, что если Оцуп — название учреждения, то «очевидно, там была культурно-просветительная ячейка».

Помню, как добродушно смеялся поэт, когда М. Лозинский, прощаясь с ним, сказал ему с величайшей серьезностью:

— ЧИК! — и пояснил, что по-новому это означает «Честь имею кланяться».

Эдуард Багрицкий, приведя в своем стихотворении «Ночь» (1926) аббревиатуру МСПО, попытался расшифровать ее в пышно-романтическом стиле:

Четыре буквы «МСПО»,
Четыре куска огня:
Это — Мир Страстей, Полыхай Огнем!
Это — Музыка Сфер, Пари
Откровением новым!
Это — Мечта, Сладострастье, Покой, Обман.

Одной девочке, родившейся в начале 1920-х годов, родители дали звучное пушкинское имя Зарема — лишь потому, что для них оно значило: Заря Революции Мира.

И знаете ли вы, почему некий Сидоров назвал свою дочь Гертруда? Потому что для него это имя означало Герой Труда.

В настоящее время всеобщая страсть к сокращению слов мало-помалу потухла.

Тем детям, которые при рождении нарекались такими экзотическими именами, как Аванчел (Авангард Человечества), Слачела (Слава Челюскинцам), Новэра (Новая Эра), Долкап (Долой Капитализм) и т.д., теперь уже много лет, и своих детей они называют уже по-человечески: Танями, Олями, Володями. И еще один пострадавший: Сиврэн — сокращенная форма четырех