ОТК, а вечерами и в выходные пишет стишки, ходит в литобъединение на семинары… Что же он: серьезно хочет выйти в поэты? Ну и дурак! Плохие стихи можно и в цирке писать, одно другому не помешает. Сейчас даже милиционеры на посту стишки сочиняют. С таким псом в цирке работать — благодать! Вышел на арену: але-хоп! Реклама на всех улицах: „Единственная в мире говорящая и танцующая собака! Только у нас! Вырастил и воспитал Виктор Берасов!“ Чудесно! Гастроли по всему миру — Париж, Лондон, Токио! Деньги в валюте рекой в карман потекут. Фешенебельные рестораны. Девочки разные, всякие. Успех! Успех! Черт возьми! Неужели он такой дурак, что не соображает, какая сказочная жизнь у него с этим псом начнется, если он в цирк пойдет работать? А может, он пудриться не хочет? Артистам цирка перед выходом надо обязательно пудриться. Он как-то говорил, что не выносит, когда от жены пудрой пахнет. Да, он еще не любит бриться! Берасов постоянно ходит небритым. Ну и что! Можно бороду и усы отпустить. И потом: сам не хочешь бриться, иди в парикмахерскую. Парикмахера можно на дом вызывать — денег куча! Дураку везет, а он не понимает! Поэтом хочет стать! Дурак! Да из тебя поэт, как из тапочки пароход! В цирке не жизнь, а малина! За полные сутки вышел на арену минут на двадцать, а потом пиши хоть поэмы, хоть романы. Марай бумагу, как бюрократ. Слава мировая, как у Олега Попова или Чарли Чаплина. Везет дураку! А мне: выворачивай мозги, жди вдохновения. Выдумывай сюжеты современные, фразы неизбитые. А пробиться в большую литературу сейчас ой как трудно! Все теперь пишут, все сочиняют! Студенты, пенсионеры, даже управдомы. У всех полно свободного времени, все жаждут литературной славы! Все в гении прут! Ходили бы лучше по грибы, по ягоды, природу охраняли. Нет! Им хочется писать книги. Забивают издательства своими графоманскими трудами. Талантам дорогу закрывают…»
Разбуянившийся в мыслях Пищурин вдруг почувствовал, как пес лизнул его теплым языком в ухо, а потом отчетливо услышал:
— Жуора, не забыувай про меня, пожалу-ю-уста, мне ску-у-учно!
Пищурин повернулся к другу человека и виновато проговорил:
— Прости меня, Джек! Я отвлекся. Жизнь такая. Не сердись, — он ласково почесал у Джека за ухом.
— Я не си-е-ержусь, — ответил Джек. И попросил: — Может, поиграем еще?
В ответ на просьбу Джека Пищурин хотел было завести какое-нибудь бесшабашное игрище, но вбитая гвоздем в его сознание тяжкая дума о писательской деятельности тормознула в нем порыв веселья. Он с грустью поглядел на стол, где валялись исчерканные, измятые в раздражении листы — результат неудавшегося рождения повести — и его мозг вдруг осенила деловая мысль.
— Джек, дружище, — жалобно заговорил начинающий литератор. — А ты можешь придумывать фразы, предложения, сюжеты для повести. Вон в Японии, Франции роботы целые романы сочиняют! А ты можешь? — Джек в вопрошающем ожидании смотрел на Пищурина, будто приготовился к выполнению его задания. — Вот, например, у меня никак не получается фраза: «И в ответ на его страстное признание в том, что он ее любит, она бегом вбежала на строительные леса и, бросив в него жидким раствором, прокричала ему оттуда сверху: „Дурак ты мой! Да я давно об этом знаю и каждый день до работы и после все жду, когда ты мне об этом сообщишь!“» Понимаешь, Джек, человеческий смысл всего этого разговора в том, что он и она полюбили друг друга и, естественно, они должны как-то объясниться в любви. Но обязательно в рабочей обстановке. Сюжет на производственную тему! У Пушкина там было проще: написала Татьяна письмо Онегину — и все стало ясно как днем. У них воспитание, обстановочка, природа вокруг, птички, деревья. А у меня рабочая обстановка — леса строительные, раствор, кирпичи, инструмент всякий. И любовь! Производственная тема, сам понимаешь! В общем, чтобы современно на стройке без старомодных записок и вздохов. А у меня никак не вяжется любовь с раствором и электросваркой. Может, ей спрыгнуть с лесов прямо ему на плечи, а он понесет ее на руках и уронит прямо в сухой цемент? А? Так оригинальнее!? Как-то надо сделать эффектно и современно, радостно и без слез! Понимаешь меня, Джек? Понимаешь. Хорошо. Только учти: объяснение в любви у людей — ответственный момент в жизни! Надо все продумать тонко и умно, не по-собачьи, так-сказать. Понял, Джек? Ну, давай, умный пес, помогай мне творить!
Пока Пищурин вдохновенно объяснял суть задания, расхаживая по комнате, Джек внимательно, как прилежный ученик, выслушивал его. Потом задумался. Его умные собачьи глаза устремились куда-то вдаль, в воображаемую картину. Но раздумье длилось недолго. Встрепенувшись, Джек вскочил на стул, взял шариковую ручку в лапы и быстро стал писать на листке чистой бумаги. Закончив писать, он спрыгнул со стула на пол и лег в ожидании, поглядывая на Пищурина.
Пищурин взял исписанный Джеком лист бумаги, — почерк был красивый, разборчивый, — и прочитал вслух:
«Он ловко спрыгнул с лесов, несмело подошел к ней и тихо сказал: „Я тебя люблю, Зина, и без тебя не могу жить“. Она, покраснев, выронила из рук мастерок и молча поглядела на него. В ее глазах он ясно причитал: „Я тоже люблю тебя и не могу жить без тебя“. Эти же волшебные для него слова чуть слышно прошептали ее губы».
Прочитав любовное объяснение, изложенное на бумаге Джеком, Пищурин так и подскочил от удивления и забегал по комнате:
— Ну Джек! Это же правдиво, как классика! Слушай, а откуда тебе известны такие чувства? Ах ты, ловелас, собачий сын! Чувствуется: в твоих руках… э… лапах не один десяток женщин… э… собачек, по- вашему, побывало! А ну, признайся честно, сколько ты дамских душ на свете загубил? А? Ну, не скромничай, говори!
Выслушав фривольность, Джек возмущенно замотал головой и, отвернувшись от Пищурина, с обиженным видом лег на ковровой дорожке.
Пищурин сразу посерьезнел.
— Понимаю тебя, Джек. Твое собачье чувство куда благороднее, чем у людей. Даже в мужской компании ты не можешь пошло говорить о женщинах. Для тебя вопросы секса… э… любви деликатнее наших, человечьих. Чувствую: ты воспитан деликатно, не то что твой хозяин Берасов! Тот бог знает что несет о женщинах! А у тебя и почерк красивый, и душа, поэтому ты не можешь быть вульгарным. Ну, извини за мою человечью пошлость? Давай руку… э… лапу? — Пищурин протянул Джеку ладонь в знак примирения, а тот вложил в нее свою лапу. К обоюдному удовольствию они помирились. И, как истинные друзья, уселись на диване в обнимку в молчаливом благодушии.
В голову Пищурина пришла неожиданная идея.
— Слушай, Джек, — дружески предложил он. — Оставайся у меня жить! Твой хозяин Берасов — пьяный пентюх, дурень и эгоист. Сам он бездарь и твой талант зажимает от людей, в землю закапывает, говоря по-человечески. Ведь он, глупец, с твоей помощью давно бы мог стать знаменитым. Как Виктор Астафьев, Юрий Бондарев, Василь Быков и даже… ну, Маяковский, наконец! Берасов никогда не поймет твоей гениальности из-за своей тупости. Дурак он! Водит на поводке такого гениального пса и всем жалуется, что у него не хватает денег. Удивительно, как это от него до сих пор не ушла жена? Умная женщина, а живет с такой бездарью! Парадокс! Понимаешь, в какой семейке ты живешь? Так что, Джек, переходи ко мне. Ну, соглашайся! Я тебе гарантирую соавторство. Во всех наших рассказах, повестях, романах обязательно будет стоять и твое имя. Даже впереди моего. Представляешь: «Джек и Пищурин». Здорово! Правда? Ну, соглашайся, Джек? — Пищурин с надеждой и преданностью заглянул в глаза Джеку, ожидая его подтверждения на деловое предложение.
Но Джек, отступив от Пищурина, глядя на него прямо и честно, отрицательно покачал головой.
Отказ Джека и расстроил Пищурина, и расстрогал его.
— Да… Жаль… Ты прав, Джек. Я вижу: ты честный пес, не то, что мы — писатели. Чуть что — лезем к гениям в соавторство. Не думая о дистанции и степени таланта. Я ценю твою порядочность, Джек, и преклоняюсь пред тобой! — Растроганный до слез, он обнял честного пса, прошептав ему в лохматое ухо: — А мы, люди, сплошные эгоисты! — Увидев, что через окна в комнату пробивается утренний рассвет, он, зевнув, сказал Джеку: — Прости меня, честный Джек, я тебя совсем утомил. Тебе, конечно, хочется спать, а я тебя мучаю своими идеями и забавами. Прости. Иди бай-бай…
Джек послушно ушел к порогу и свернулся калачиком на ковшике.
А Пищурин в блаженном состоянии лег на диван и сразу уснул.
Проспав до десяти часов утра, Пищурин проснулся с бодрым настроением и сразу побежал к порогу — поглядеть, как себя чувствует Джек. Но, к его удивлению, умного пса на коврике не оказалось. Он покликал его дома и на улице, но Джек не появился.
