себя.
– Но не настолько же, чтобы нападать сзади и лупить дубинкой по голове, а?
– Нет, не настолько. А за сегодняшнее утро… гм!… извините меня.
– Ладно, ладно,– ответил я с широким жестом,– прощаем оскорбления и все прочее.
Предав таким образом забвению прошлое, я обернулся к мадам Дорсет, которая машинально потирала себе одну грудь.
– Ну что ж, мадам,– сказал я, прервав ее в этом очаровательном занятии,– думаю, пора попрощаться с вами. Благодарю еще раз за гостеприимство, за виски и компрессы. Надеюсь, теперь у вас не осталось больше никаких подозрений…
– То есть,– ответила она,– я все меньше и меньше понимаю, что происходит. Если не считать того, что вы, по-видимому, ведете очень беспокойную жизнь.
– Я, может быть, зайду к вам как-нибудь и расскажу всю историю.
– Хорошо. А пока вы могли бы спрятать этот пистолет?
– О! Извините. Я о нем забыл.
Я сунул свою пушку в карман, пожал руку блондинке, потом Бату.
– Спасибо, что спас мне жизнь.
– Не стоит.
Он протянул мне дубинку. Поскольку в руках у меня не было моего пистолета, он не хотел, чтобы я не знал, куда девать руки.
– Вы ее не заберете?
– Оставь ее у себя! Ты сможешь попробовать ее на ком-нибудь из моих коллег. Будет одним конкурентом меньше. Вот так. До свидания.
– Я тоже ухожу,– сухо сказал Артур.
Он посмотрел на пленительную молодую женщину долгим просительным и красноречивым взглядом. Мадам Дорсет встряхнула своими белокурыми кудрями. Она улыбнулась несколько жесткой улыбкой, а ее глаза цвета морской волны приобрели оттенок сдержанного гнева.
– Нет, Артур, я не могу. Очень сожалею. Все это вызывает крайнее разочарование… Но я еще не настолько стара…
Он смиренно опустил голову.
Мы вышли наружу.
Бат проводил нас до ворот, выходивших на песчаный берег.
Когда мы с Артуром оказались одни, он спросил:
– Куда вы идете?
Он больше не сердился на меня.
– Осмотреть сосновую рощу…
Я рассказал о Софи, расспросил его о ней, но он явно ничего не знал.
– Я иду с вами,– сказал он наконец.
Артур некоторое время шел молча, потом произнес:
– Я – подонок, Бюрма.
– Не надо преувеличивать.
– Во всяком случае, порядочный идиот.
– Тут я согласен.
– Десять лет назад вы вытащили из моей ноги здоровую занозу, не так ли? Так вот, я воткнул ее себе снова!
– А!
– Да… Я совершил кучу всяких глупостей и задолжал бабки одному бандюге… Я оттягивал возврат долга, пока мог, но теперь надо платить, иначе он устроит мне веселую жизнь…
– Бандит? Случайно не по имени Реймонд Блотье?
– Нет. Моего зовут Гибу. По крайней мере я знал его под этим именем в том игорном доме у площади Республики, куда было бы лучше носа не показывать. Теперь, возможно, у него несколько имен, как у всех этих гангстеров.
– Это парень с физиономией боксера и шрамом на правой щеке?
– Ничуть. Напротив, с очень добропорядочным видом. Тонкие черты лица, этакий бархатный итальянец, вы понимаете, что я хочу сказать?
– Может быть, Блотье – один из его подручных?
– Но что такое этот Блотье в конце концов?
– Один тип, который вчера приехал на остров, спрятав свою тачку в Пуэнт-Фром, не в гараже, предназначенном специально для этой цели, а в другом месте, видимо, потому что не хотел оставлять слишком много следов своего пребывания в поселке. Он выпил стаканчик в гостинице, где я живу на острове, но с тех пор…
– Скажите-ка! Вы полагаете, что Гибу отправил его вслед за мной?
– Не знаю. Это что, такой тип, который может пойти на это?
– Этого я не знаю, не думаю. Хочу сказать, он не может знать, что я приехал сюда… Я тут уже целый месяц.
– Месяц?
– Без нескольких дней.
– И все это время…
– Да, провел с Элианой. Я – круглый идиот, говорю вам, Бюрма…
Это была любопытная формулировка, но я не делал никаких замечаний, чтобы не убить его порыв. Ему хотелось выговориться, отвести душу.
– Я все испортил. Элиана – потрясающая женщина. Я познакомился с ней в прошлом году. Встретил ее здесь же, на одной прогулке. Недавно в Париже она сказала мне: «Я собираюсь провести месяц на Меи- Баре, вы едете со мной?». Мы приехали ночью в Пуант, пересекли пролив к острову на ее собственном маленьком катере. Бат водит его так же хорошо, как и ее машину. Мы прожили тут чудесный месяц. Что говорить, Бат очень деликатен. Это нечто вроде доверенного лица, наперсника, причем очень преданного…
– А они, часом, не спят вместе?
– Это не какая-нибудь шлюха,– патетически воскликнул он тоном оскорбленного достоинства.
– Не сердитесь. Это не содержит ничего пренебрежительного. Когда вы доживете до моих лет…
– О! А впрочем,– он широко махнул рукой,– как я могу упрекать вас за грязные мысли? У меня самого они были. Да, мы провели чудесный месяц. Вдали от всего. Могли разразиться война, революция, и мы ничего не узнали бы. Но я приехал с гнусной задней мыслью – попросить ее заплатить мои долги. Это произошло сегодня утром. Понимаете, я все время отодвигал этот момент, но рано или поздно мне надо было приступить к этому разговору. Мы собирались вернуться в Париж, а там меня ожидал этот гангстер Гибу. Поэтому сегодня утром…
– Да. Мадам Дорсет недостаточно стара, чтобы оплачивать наличными услуги любовника, не так ли? Именно это она повторила вам только что, кажется?
– Да. Мы поругались. Деньги, какая мерзость! Мы поругались, и я ушел в бешенстве, потеряв всякую надежду успокоить моего опасного кредитора, а также Элиану и вернуть ее уважение. Придя в порт, я узнал о смерти моей тетушки. Это меня добило. Я бросился к мадам Боллар, которая всегда была очень любезна, узнать подробности. Извините меня еще раз, месье Бюрма, за то, что я потерял самообладание, но я находился в таком состоянии…
– Не будем больше об этом говорить,– сказал я.
Ему стукнуло уже лет тридцать, но он все еще не был взрослым человеком. Его скорее надо было жалеть, чем бранить.
– Но зачем проявлять свое горе таким образом? – продолжал я.– Ваше волнение могло вызвать любые подозрения.
– Разве это управляемо?– вздохнул он.– Конечно, огорчение… и не знаю уж, что там еще. Послушайте! У меня, может, была еще неосознанная надежда попросить у тети, но поскольку она умерла… И
