– Отлично. Вы у меня молодчина. Будем надеяться, что до вторника не произойдет ничего такого, что вынудило бы нас менять диспозицию. Мне не хотелось бы лишить вас того подарка, который вы хотите от меня иметь.
– А что, по-вашему, может произойти?
– Не знаю. Я все время думаю об этой расписке.
– Если бы полицейские ее нашли, то разве комиссар Фару уже не был бы здесь?
– О, конечно! И скорее всего дважды.
– Ну вот! А преступник, напавший на Гольди и ставший виновником его смерти, если допустить, что он придает значение этой расписке и что это он нашел ее на трупе нашего клиента, в этом случае разве он не объявился бы?
– Может быть, и нет. Возможно, он выжидает.
Я задумчиво разжигаю трубку.
– Да ну, – говорит Элен, – не морочьте себе голову этой распиской.
– Вы правы. Я думаю, что действительно не стоит беспокоиться по этому поводу. Но то, что я думаю, укрепляет во мне мнение, которое я составил себе о Гольди. Чертов псих, скрытный до предела. Как раз такие вот чокнутые бывают замешаны в делах более серьезных, чем обычный шантаж.
– Вы это уже говорили.
– И я это повторяю. Гольди пришел ко мне, но ему не хотелось, чтоб об этом знали. Он прислал нам деньги, которые был должен, таким способом, чтобы этот перевод практически не оставил следов. Расписку, удостоверяющую, что он обратился ко мне за услугами, он, наверняка, уничтожил, едва выйдя отсюда. Да, тип крученый-верченый, осторожный и все такое. Тип, который умер, но который направил меня в сторону тайны, а это уже моя забота ее нокаутировать.
С этими прекрасными словами мы пошли обедать. И в эту субботу больше ничего не произошло.
Воскресенье было спокойным.
Понедельник тоже.
Газеты больше не упоминают о внезапной смерти ювелира. На всем обозримом пространстве я не обнаруживаю ни одного гражданина с повадками сыщика, входящего или не входящего в команду Флоримона Фару. Никого также похожего на типа, способного истязать до смерти беззащитного сердечника. Правда, я не знаю, имеются ли у подобных убийц какие-либо особые приметы. Во всяком случае, мне кажется, что относительно расписки я сделал правильный вывод. Ее никто не нашел и не найдет. Омер Гольди ее уничтожил.
Со стороны Чанг Пу никакого движения. Роже Заваттеру все еще поручено следовать за ним по пятам, но это не та работа, на которой он рискует сносить свои ботинки. Китаец практически не выходит из своего ресторана. Что же касается Ребуля, то я освободил его от дальнейшей работы. Он начал уже становиться заметным, а если ждать, пока вытащат труп блондинки из шкафа этого заведения, то на месте ребулевской культи вполне может опять вырасти рука. Если они до сих пор ее не вынесли, то не вынесут уже никогда. Чанг Пу, наверное, скормил ее своим клиентам. Раньше я выставил эту гипотезу для смеха, но сегодня мне уже не смешно.
И потихоньку наступает вторник.
Элен касается моей щеки своими тонкими, нежными и душистыми пальцами:
– Вы не побрились, – замечает она.
– Нет нужды трогать руками, – отвечаю я. – Это видно с трех метров. Я не брился с воскресного вечера. Вы прекрасно это знаете.
– С воскресного вечера?
– Да.
– Вы приняли обет?
– Почти. А сейчас поговорим серьезно. Вы в полной форме?
– Да, месье.
– И когда будет эта дурацкая презентация?
– Можно сказать, прямо сейчас.
Она смотрит на свои часы:
– Сейчас три. Мероприятие назначено на четыре тридцать.
– Хорошо. Слушайте. Я не буду забивать вам мозги конкретными указаниями, которые никому не нужны. Вы знаете дело не хуже меня. Думаю, что вам достаточно будет довериться вашему хорошенькому носику. В подобных случаях это лучше всего. Но у меня возникла идея. Вы ею воспользуетесь, если сочтете нужным.
Я протягиваю ей одну из знаменитых розовых карточек 'Таверны Брюло', напечатанных Чанг Пу.
– Что вы хотите, чтобы я с этим сделала? – спрашивает Элен.
– Постарайтесь оставить ее где-нибудь в магазине с таким расчетом, чтобы она попалась на глаза Наташе или Соне. Реакция может быть серьезной.
Элен делает гримасу. Она не в восторге от моей затеи.
– Я не претендую на то, что это гениальная идея, – говорю я. – Со всех точек зрения будет лучше, если вы подружитесь с этими двумя женщинами. Но, может быть, это будет не так просто. Тогда, в крайнем