Бабушка спрашивает:
— Чемоданы тут при чем?
— Я постираю их вещи. Принесу их завтра, вместе с деньгами.
Бабушка хихикает:
— Постирать их вещи! Ну, коли вам делать нечего…
Мы выходим из дому с экономкой и несем мешки к дому священника. У экономки две длинные светлые косы, они мотаются по накинутой на плечи черной шали. Косы у нее до пояса. Она идет, качая бедрами под красной юбкой. Мы видим ее ноги между башмаками и юбкой — чулки у нее черные, на правом петля спустилась.
Купание
Мы приходим в дом священника. Экономка впускает нас через черный ход. Мы кладем мешки в кладовой и идем за экономкой в прачечную. Здесь от стены к стене натянуты веревки для белья, стоят всякие чаны и баки, а также цинковая ванна странной формы — она похожа на глубокое кресло.
Экономка открывает наши чемоданы, замачивает нашу одежду в холодной воде, потом начинает разводить огонь под двумя большими котлами. Она говорит:
— Что вам сразу понадобится надеть, я прямо сейчас постираю. Пока вы моетесь, все и высохнет. А прочее завтра принесу — все равно там еще шить и штопать надо.
Она наливает в ванну горячей воды, потом добавляет холодной.
— Ну, кто первый?
Мы не двигаемся.
Она говорит:
— Ну, кто? Ты или ты? Давайте раздевайтесь!
Мы спрашиваем:
— Вы что, не уйдете, пока мы моемся?
Она громко смеется:
— Че-го? Разумеется, не уйду! Я вам еще спину и голову помою. Вы же не станете меня стесняться, а? Я вам, можно считать, в матери гожусь!
Мы по— прежнему не двигаемся. Тогда она начинает раздеваться сама:
— Ну ладно. Тогда я вымоюсь первой. Видите, я-то вас не стесняюсь! Вы ведь еще маленькие.
Она напевает что-то себе под нос, но краснеет, когда видит, что мы разглядываем ее. У нее тугие груди с острыми концами, похожие на воздушные шарики, которые надули не до конца. Кожа у нее очень белая, и на ней много белых волос. Не только между ног и под мышками, но и на животе и бедрах. Она продолжает напевать и намыливается. Потом она смывает пену, выходит из ванны и быстро накидывает купальный халат. Потом она меняет воду в ванне и, повернувшись к нам спиной, берется за стирку. Тогда мы раздеваемся и забираемся в ванну вдвоем — места нам в ванне вполне достаточно.
Через некоторое время она протягивает нам две большие белые простыни:
— Надеюсь, вы хорошенько оттерли всю грязь!
Мы садимся на лавку, завернувшись в простыни, — ждем, пока высохнет наша одежда. Прачечная полна пара, очень тепло. Экономка подходит к нам с ножницами:
— Теперь я вам ногти подстригу. И хватит валять дурака — я вас не съем!
Она обрезает нам ногти на руках и ногах. Потом она стрижет нам волосы. Она целует нас в лицо и шею и не переставая говорит:
— О! Какие чудные ножки, такие красивые, такие чистенькие! О! Какие хорошенькие ушки, какая нежная шейка! О! Как бы я хотела, чтобы у меня было два таких милых, красивых сыночка, как вы, два моих милых мальчика! Я бы их ласкала и щекотала, вот так, вот так!
Она гладит и целует нас по всему телу. Она языком щекочет нам шею, подмышки и между ягодиц. Потом она встает перед скамьей на колени и сосет наши члены, которые от этого становятся больше и тверже. Потом она садится между нами, обнимает нас и крепко прижимает к себе:
— Если бы у меня было два таких малыша, я бы им давала пить сладкое молочко — вот так, вот так!
Она прижимает нас к груди, которая теперь вся снаружи, потому что халат распахнулся, и мы сосем розовые концы грудей, которые становятся очень твердыми. Она засовывает руки под халат и трет себя между ног:
— Ах, были бы вы чуток постарше!… О! Как хорошо играть с вами!…
Она вздыхает, задыхается и потом вдруг застывает неподвижно.
Когда мы уже уходим, она говорит нам:
— Приходите сюда купаться каждую субботу. И приносите грязную одежду. Я хочу, чтобы вы были всегда чистыми.
Мы говорим:
— Мы будем приносить вам дрова за вашу работу. А летом — еще грибы и рыбу.
Священник
На следующую субботу мы снова приходим мыться. После купания экономка говорит нам:
— Пойдем в кухню. Я вам дам чаю и хлеба с маслом.
Когда мы едим хлеб с маслом, входит священник.
Мы говорим:
— Доброе утро, сударь.
Экономка говорит:
— Святой отец, это мои подопечные. Они внуки старухи, которую кличут Ведьмой.
Священник говорит:
— Да, я их знаю. Идите за мной.
Мы идем за ним, проходим через комнату, в которой ничего нет, только большой круглый стол со стульями вокруг да распятие на стене, потом входим в довольно темную комнату, от пола до потолка заставленную книгами. Напротив двери — божница с распятием, у окна — стол, в углу — узкая кровать, у стены три стула. Больше мебели нет.
Священник говорит:
— Вы сильно изменились. Вы чистые и выглядите просто как два ангела… Садитесь.
Он пододвигает два стула к столу, мы садимся. Сам он садится за стол, достает конверт и вручает его нам:
— Вот деньги.
Мы принимаем конверт и говорим:
— Скоро можно будет перестать давать им деньги. Летом Заячья Губа и сама справляется.
Священник говорит:
— Нет. Я и летом буду помогать этим двум женщинам. Мне стыдно, что я не делал этого раньше. А сейчас поговорим кое о чем другом, ладно?
Он смотрит на нас, мы молчим. Тогда он говорит:
— Я никогда не видел вас в церкви.
— Мы не ходим в церковь.
— А вы молитесь когда-нибудь?
— Нет, сударь. Не молимся.
— Бедные заблудшие овечки. Я сам буду молиться за вас… Читать-то вы хоть умеете?
— Да, сударь. Умеем.
Священник дает нам книгу:
— Вот, прочтите это. Вы найдете здесь прекрасные рассказы об Иисусе Христе и о святых.
— Мы знаем все это, сударь. У нас есть Библия. Мы уже читали и Ветхий Завет, и Новый.
Священник поднимает темные брови:
— Что? Вы прочли все Святое Писание?
— Да, сударь. Мы даже знаем некоторые главы наизусть.
— Какие, например?
— Некоторые главы книг Бытия, Исхода, Екклесиаста, Откровения Иоанна и других.
