распахивая ее. — А вы — вот они! Прошу!
Надо было бы сказать ему, что некогда, что его срочно вызывают в цех. Но Надя неожиданно для себя соскочила на землю.
— Водичка есть? — спросила, представив, что в таком доме обязательно должна быть в сенях кадка с холодной водой и железный ковшик.
— О чем речь! Водичка есть, и кроме водички есть… Дядя Коля, а ты не выпьешь?
— Я на работе.
— Ну, коль так, поработай пока. Один человек так же вот работал, работал, — говорил он уже Наде, проводя ее в дом, — а теперь он, знаешь, где?
— Где?
— На пенсии.
Маленький тамбур нельзя было назвать сенями — в нем не поместилась бы кадка с водой. В кухне у двери был водопроводный кран с раковиной, рядом на полке стояла литровая эмалированная кружка с гусенком на белом боку. Печка была аккуратно подбелена, кухонный стол накрыт клеенкой, за столом в углу поблескивал эмалью холодильник. Ваня выставил из холодильника на стол трехлитровую стеклянную банку с хлебным квасом, налил Наде полную кружку, подал, приговаривая:
— А дядя Коля так работает, что и квасу выпить некогда.
Надя чуть не поперхнулась квасом. Сегодня ей нравились шутки Вани Зуева, не то что вчерашние россказни о квартире. Она пила небольшими глотками кисленький домашний квас, откровенно, чтобы Ваня заметил и, может быть, смутился, оглядывая потолок и стены кухни.
Ваня заметил, догадался, о чем она подумала, но сказал без смущения:
— Ну, как тебе моя дача? Мне она очень нравится, я даже зимой тут живу.
Надя закашлялась и сама смутилась, замахала на него рукой.
— Спасибо, — сказала, отдышавшись и ставя кружку на стол. — Хороший квас.
— Плохого не держим, — ответил Ваня. — Заезжай еще, всегда напою.
— Так я же не квас пить приехала, а за тобой.
— За мной? — Ваня Зуев осмотрел Надин наряд. — Тогда мне тоже переодеться надо. А куда мы пойдем так рано? В кино я, признаться, давно не был.
— Туда же, где вчера были. Изделия уже на машине, надо срочно везти на станцию… Путов говорит, план реализации не дотянули. Директор, говорит, на заводе, уже звонил в цех.
— Директор? С этого и начинала бы!.. Пройди пока в комнату! Да не стесняйся, мама там. — Ваня подтолкнул ее к двери, занавешенной светлыми ситцевыми шторами. — Слышишь, мам? Директор вызывает!
Надя не разобралась, продолжает ли он шутить или говорит всерьез, но его уже не было в кухне. Откинув занавеску, она остановилась в проеме двери. С кровати у стены напротив на нее смотрела, улыбаясь бескровными губами, изможденная старая женщина, прикрытая по грудь простынью, в старинной рубашке с завязками на шее, с рукавами по локоть, на голове — белая косынка, смотрена неотрывно ясными голубыми глазами.
— Здравствуйте, — сказала Надя, чувствуя, как неудержимо краснеет.
— Присядьте хоть на диван, — пригласила женщина. — Ваня сейчас вернется, он к соседке побежал, к бабе Тане Бахтиной. Никогда меня одну не оставляет. А вы с ним вместе работаете?
Надя, кивнув, прошла к дивану, стоявшему углом к кровати, присела на краешек и быстро встала. Ей неловко было перед этой женщиной за легкомысленный разговор с Ваней, стыдно самой себя, что сидит здесь, захотелось сразу же уехать. Женщина смотрела на нее спокойно, видимо, уже привыкла к тому, что производит такое тяжелое впечатление на незнакомых людей. Осознав это, Надя остановилась в растерянности.
— Почему Бахтина? — спросила неожиданно и не к месту.
— А в нашей Нахаловке на треть Бахтины жили. По ним и новую застройку теперь зовут, там в каждом доме Бахтины есть…
Вернулся Ваня.
— Слышишь, мам? — заговорил от порога. — Сестра милосердия придет через полчаса. А я, сама понимаешь, человек государственный, на мне план держится. Так ведь? — спросил Надю, войдя в комнату, и сам же ответил: — Только так! Я готов, поехали.
Мать ласково улыбалась ему, ничего не говорила.
— До свидания, — поспешно сказала Надя и уже за занавеской услышала в ответ:
— Будьте здоровы!
И еще слышала, проходя кухню, как Ваня наказывал матери:
— Помидоры и лук, значит, в столе, квас — в холодильнике. Там еще бутылочка портвейна студится, так вы тут с бабой Таней не приговорите ее…
— Иди уж, балаболка, ждут тебя.
Ваня догнал Надю у автобуса, помог подняться на ступеньку.
— Погоняй, дядя Коля! — скомандовал, едва сев.
Воображение отказывалось служить Наде. Она заставляла себя думать о больной женщине, недвижимой и одинокой в пустом доме, но видела ясные голубые глаза, слышала ровный, полный нежности голос: «Иди уж, балаболка…»
— У него мать больная, — сказала шепотом, наклонившись к шоферу.
— Год не поднимается, — отозвался шофер.
— Год?! И вы — ничего?.. — возмутилась Надя, но умолкла, оглянувшись на Ваню Зуева: сама работает уже три года с ним в одном цехе, видит его чуть не каждый день и — пожалуйста, не знает… А узнай у такого: веселый парень Ваня Зуев!
Шофер неопределенно хмыкнул.
Диспетчер, сменивший Блонского, серьезный молодой специалист, встретил Надю выговором:
— Наконец-то! За смертью тебя посылать… Вот твои накладные, а вот путевка. Впиши сама фамилию шофера. Кого привезла?
— Зуева.
— Пусть будет Зуев.
— Пусть! — обозлилась вдруг Надя, заполнила путевку, расписалась в накладных. — Хоть бы спасибо сказали человеку.
Диспетчер посмотрел на нее недоуменно, сказал категорически:
— Он не за спасибо работает, тем более в субботу… Ну, я поехал. Да, квитанции обязательно привези!
Ваня Зуев тронул машину, как только Надя вскочила на подножку.
— Эх, прокачу! Не подведи, родная… Туда же, говоришь, где вчера были? Ясненько! На том же месте в тот же час…
Он балагурил всю дорогу, в конце концов, добился, что Надя засмеялась облегченно.
— Ты всегда, Ваня, такой? — спросила сквозь смех.
— Мама говорит, что когда сплю, то еще лучше бываю. Только тогда, говорит, и отдыхает по- настоящему.
На товарном дворе уже были машины.
— Смотри-ка, не одни мы такие хитрые! — заметил Ваня Зуев, пристраивая машину в очередь у крана. — Где-то тоже хотят премии получать.
На них никто не обращал внимания, пока Ваня не вышел из кабины.
— Ваня Зуев с «Матмашин»! — громко оповестил шофер ближайшей машины, увидев его. — Привет, Ваня!
— ЗИЛом прибарахлился!
— Здорово, Ваня! Какие вести из Рима?
Подходили шоферы, экспедиторы, грузчики, здоровались весело с Ваней, который уселся на подножку, заложив ногу на ногу, и становились в полукруг, приготовив улыбки.
— Ваня, ты здесь? А вчера говорил, что в Швейцарию улетаешь!
