оказалось в несколько раз больше, чем требовалось. Отобрали наиболее физически крепких, имеющих нужные знания и навыки, всего тринадцать человек, и выехали в Чернобыль.
Утром 30 мая приступили к работе. Пришлось тащить на себе свыше тонны груза. Если учесть, что к месту установки надо было добираться через помещения 1-го и 2-го энергоблока, что система лифтов не работала, а перепады по высоте – на почти километровом пути – составляли тридцать метров и приходилось много раз, часто в темноте, подниматься и опускаться по лестницам, то можно представить, с каким трудом группа добралась до исходного плацдарма – помещения со щитом управления.
Оставив регистрирующую аппаратуру, начали прокладку кабелей к четвертому реактору. Часть группы задержалась у щита, чтобы собрать регистрирующий блок, остальные двинулись дальше.
Нехитрое дело – проложить кабель. Но не в условиях высокого радиационного фона, когда приходилось пролезать через специально вырезанные люки при переходе из одних помещений в другие, подниматься то вверх, то вниз, освещая путь фонарем.
Наконец дотянули кабели до бетонной стены, за которой находилась центральная часть взбунтовавшегося реактора. В стене вырезано узкое отверстие, за ним – пустота, обрыв на восемь метров вниз…
Первыми по веревке, захватив для установки датчики, спустились двое: сотрудник АЭС В.Л.Прянишников и сотрудник Института ядерных исследований В.Н.Шевель. Находиться долго под реактором было невозможно. Их сменяли другие: И.А.Дурицкий, С.Э.Беренбейн, Ю.Л.Цоглин, А.В.Никонов, В.С.Федун, Н.Г.Соколов.
Самому младшему, Федуну, шел двадцать пятый год. Их руководителю – Гаврилюку – тридцать пять.
Понимая всю ответственность операции, трудились четко, быстро и вдохновенно. 'Страха не было, – вспоминал позднее В.И. Гаврилюк. – Хорошая подготовка к операции, четкое знание радиационной обстановки, которая ежесекундно выдавалась дозиметристами Шевелем и Соколовым, позволили свести к минимуму облучение сотрудников группы. Возвращаясь, думали об одном: работают ли установленные датчики'.
У щита управления 3-го блока регистрирующая аппаратура уже была установлена. Включили ее и облегченно вздохнули: работает! Шел первый час ночи. Через полчаса, вернувшись в Чернобыль, В.И.Гаврилюк доложил Л.А.Воронину и академику Е.П.Велихову, с нетерпением ожидавших результата, о выполнении задания. Всем участникам этой сложной операции Правительственная комиссия объявила благодарность.
Президент АН УССР Б.Е.Патон стал идеологическим руководителем созданной в АН УССР Оперативной комиссии по борьбе с аварией. Все лето 1986 года его рабочий день начинался рано утром, с определения первоочередных задач. Приняв решение, президент немедленно приступал к делу – звонил в министерства, организации, советовался с членами правительства республики, договаривался, убеждал, просил и всегда добивался нужного результата, иногда делая, казалось бы, невозможное.
Председатель Оперативной комиссии вице-президент В.И.Трефилов в те тревожные месяцы проявил себя блестящим организатором и эрудированным ученым. Он быстро принимал необходимые решения по сложнейшим вопросам, беря без колебаний всю ответственность на себя. Работал на пределе человеческих возможностей, отдавая все силы порученному делу.
Члены комиссии академик-секретарь отделения физики и астрономии В.Г. Барьяхтар и академик- секретарь отделения химии и химической технологии В.П. Кухарь[47] также работали инициативно и напряженно, совмещая функции ученых, организаторов, а часто и исполнителей многих принимаемых решений. Им активно помогали вице-президенты И.К. Походня, К.М. Сытник и другие члены академии.
Секретарь комиссии В.Д. Новиков, сотрудник Президиума, в эти тревожные месяцы, как и все остальные члены комиссии дневал и ночевал в Президиуме, готовя документы, письма, совещания, организуя выполнение принятых комиссией решений. Позднее, в разговоре со мной, он вспоминал:
– Бывая в Чернобыле, мы видели, в каком сумасшедшем темпе, как сплоченно и ответственно работают люди. Нас воодушевлял их пример.
С мая по август Оперативная комиссия творчески и инициативно ставила и решала с помощью сотен ученых, инженеров и лаборантов сложнейшие вопросы, работая как хорошо отлаженный механизм – без сбоев и пропусков, каждый день, не зная отдыха. Большинство заданий надо было выполнять в очень сжатые сроки, а они были необычными, одно труднее другого: как преодолеть последствия аварии в республике; как снизить радиационную нагрузку на население (нормы поведения, питания, лекарственные препараты); каким путем предотвратить радиоактивное заражение реки Днепр; какой техникой обеспечить радиационные измерения; как произвести захоронение листьев; каким образом создать оперативный мониторинг поверхностной и подземной гидросферы реки Днепр в пределах УССР и т.д. и т.п. Комиссия стала ближайшим помощником, 'мозговым центром' в решении многих трудных вопросов и проблем, связанных с Киевом, Киевской областью, бассейном Днепра и самим Чернобылем.
Это лишь несколько примеров из огромной работы, выполненной с небывало высокой активностью и ответственностью сотрудниками академии. А всего в ликвидации последствий аварии участвовали 12 академиков, 20 членов-корреспондентов АН УССР, 50 докторов наук, более пяти тысяч научных сотрудников, инженеров, техников и лаборантов. В основном это были молодые люди. Президиум АН УССР, Институт ядерных исследований, Институт кибернетики имени В.М.Глушкова и многие другие были в первых рядах академических организаций, сражавшихся с бедой.
Как и на фронте, случалось, что некоторые уходили в сторону – внезапно заболевали или находили другие причины, чтобы не участвовать в работе. Но таких было мало, очень мало!
В те дни не раз думалось: 'Не только Чернобыльская АЭС, но и все наше общество находится в аварийном состоянии. И если бы все, сверху донизу, стали работать, как фронтовики Чернобыля, то успехов в перестройке было бы куда больше!'
Вечная боль
Рассказывая о военном времени, я писал, в основном, о молодых, ведь именно они были моими фронтовыми товарищами.
Война превратила молодое поколение, выросшее за два с небольшим десятилетия существования Советского государства, в поколение солдат, сержантов, курсантов, лейтенантов. Они первыми встретили врага на границе и все четыре военных года находились там, где могли выдержать только молодые сердца.
Большинство моих сверстников вместе с миллионами старших товарищей осталось на полях сражений, где сейчас высятся величественные мемориалы, памятники неизвестному солдату, стоят ограды братских кладбищ, где память о войне сохраняют стертые временем могильные холмики, отмеченные скромными обелисками с обязательной звездой наверху.
'…Молодежь принесла главную жертву войне… Девятнадцать-двадцать лет – самый лучший возраст в обычной человеческой жизни. Все впереди. А для них очень часто впереди был только немецкий блиндаж, извергавший пулеметный огонь. Мы, люди старшего поколения, этого не забудем. Важно, чтобы и молодые не забыли',- так сказал Георгий Константинович Жуков о молодых участниках Великой Отечественной.
Судьбы молодежи на фронте и в первые мирные годы были разными. Но всех нас объединяла безоглядная вера в партию, Советскую власть, идеи социализма, в руководителей страны.
Да и могло ли быть иначе со стороны тех, кто родился и воспитывался в первые десятилетия Советской власти, кто жил в атмосфере только что свершившейся Октябрьской революции, верил во все, что говорилось, писалось, показывалось, кто видел в Сталине гениального ученика Ленина и, наконец, кто начисто лишен был возможности знать полную правду о том, что происходило внутри страны и за ее пределами.
Помню, через несколько лет после войны, когда еще был жив Сталин, кто-то из знакомых стал говорить о пытках при следствии и издевательствах в лагерях. Я тогда этому не поверил: то, что творили
