Толби, как показалось Кидди, так и не понял, что с ним произошло. Более того, когда с его головы стащили колпак, он еще долго лежал в капсуле, хлопая глазами, к тому же так и не вспомнил, как зовут майора.
– Если бы вы, господин, за весь срок хотя бы иногда ко мне заходили, я бы помнил, – в итоге пробурчал он недовольно, – а так, я и свое имя едва не забыл. Бросили черт знает где, хорошо хоть кормить не забывали. Зато выспался на несколько лет вперед! Э-э! Так ведь я поправился вроде?
– Будет, – довольно пробурчал Котчери. – Все будет. И книжки будут, и губные гармошки, и созвездия правильные, и, со временем конечно, живые на первый и второй взгляд охранники. А уж что касается волос и ногтей, исправим немедленно. Это вовсе не проблемы.
Проблемы начались с восьмым компрессаном. Откровенно говоря, у Макки был не слишком длинный срок. Убийство по неосторожности, оставление места происшествия. Парень праздновал окончание инженерной школы и двадцать четвертый год рождения, бахвалился перед толпой приятелей, собирающихся вместе с ним поступать в академию, перебрал газированного вина и, затейливым образом отключив автопилот у обычного купе, влетел в один из коттеджей университетского городка. Немало студентов дивились из окон на ночные кульбиты пилота-испытателя. Для одного из них это шоу стало последним. Макки мог отделаться шестью годами, но у него случилась истерика, он выбрался из покореженного аппарата и убежал. Неделю скрывался у какой-то подружки, не забыв стряхнуть с руки чиппер, с учетом чего и получил двенадцать лет. Два из них прошли на Земле, пока его дело кочевало по судам и кассационным инстанциям, десять выпали на «Обратную сторону». Когда корпорация начала устанавливать компрессатор, Макки оставалось отбыть еще семь лет. Это угнетало его, пожалуй, даже острее, чем тех, кому предстояло любоваться звездами большие сроки. Макки вбил себе в голову, что из-за дурости погибшего мальца, которому ночью следовало спать, а не разглядывать в окнах пролетающие купе, он теряет лучшие годы жизни. Вдобавок кто-то ему поведал, что облучение и смена гравитационных режимов плохо отражаются на потенции, что вконец испортило Макки и характер, и даже голос. Именно объяснение Котчери, что через семь лет компрессии его здоровье останется точно таким же, как и теперь, заставило Макки пойти на испытание. Правда, он приобретенным в переживаниях визгливым тембром уверял Котчери, что никогда в жизни не видел снов, но в капсулу лег.
– Так даже лучше, – ухмыльнулся Котчери. – Всякую технику следует испытывать в экстремальных условиях.
Сбой дала и техника, и Макки. Уже через три часа после загрузки в компрессию оператор забил тревогу, а еще через несколько минут Кидди и Котчери рассматривали отчет-реконструкцию о происшествии. Именно тогда Кидди впервые, пусть и на экране монитора, увидел компрессию в действии.
– Режим облета объекта, – подсказал Котчери. – Это пространство мы называем картинка. Стандартная заставка, чтобы вы или кто-то еще из контролирующих нашу работу лиц могли получить представление о программе.
Картинка впечатляла. В горной котловине изрезанным отрогами хребтов лоскутом лежала плоская равнина. Резкие тени камней и скал подчеркивали ее безжизненность. Ни дерева, ни куста не попалось взгляду, пока программа демонстрировала серый с белесыми языками солончаков пейзаж. Вихри пылевых смерчей то тут, то там вздымались к пустому небу. Ни тени птицы, ни силуэта пустынного зверька не мелькнули внизу, даже когда панорама приблизилась к земле и понеслась в сторону затерявшихся в центре долины строений.
– Некоторая однообразность присутствует, – словно услышал мысли Кидди Котчери. – Днем температура колеблется от двадцати пяти до сорока градусов Цельсия. Ночью иногда падает до ноля. Никакой растительности и животного мира. Несколько скучновато, но зато и насекомых никаких нет. И болезней тоже никаких. Кроме чистой психосоматики, но это мы преодолеваем без проблем.
– А что же вызывает проблемы? – неприязненно спросил Кидди, разглядывая несколько серых коробок, которые приближались и все больше начинали напоминать здания.
– Все проблемы решаемы, – бросил в рот пластинку тоника Котчери. – Даже и те, что мы сейчас пытаемся разобрать. Более того, сам принцип наведенного сна, пусть и сжатого до предела возможностей человеческого мозга, предполагает, что все проблемы могут иметь только соматический характер. Таким образом, и решение их лежит в… психической области.
– Не знаю, – усомнился Кидди. – Конечно, эта картинка производит впечатление, только все это я уже видел. Условия содержания в компрессии мною изучены досконально, поскольку именно я довожу их до сведения заключенных. Имеется база в пустынной местности, в которой три здания. Первое – казарма охраны, необорудованная и необжитая. Второе – кладовая. Третье – спецблок на десять камер, из которых оборудована одна. В ней – лежак, комплект теплых одеял, книги, посуда, прочие предметы по отдельному списку.
– К примеру – банджо, – усмехнулся Котчери.
– Спецблок оборудован одноканальной радиолинией, – продолжил Кидди.
– Только музыка и скетчи, – поспешил вставить Котчери.
– Колодцем с выводом в четыре ведра воды в сутки и мифическим трансипортом для поставок продовольствия.
– Только подумайте, Кидди, – сокрушенно вытянул губы Котчери. – Подумайте, какая экономия для бюджета! Мы могли бы кормить заключенных натуральными деликатесами, и это тоже никак бы не повлияло на бюджет! Любое меню!
– Да, – согласился Кидди. – Я уже слышал. Я уж не говорю об удивительном изобретении, сравнимом только с искусственной гравитацией, трансипорт! Телепортация продуктов питания! Попади в эту зону физик, да еще с этим вашим отбоем памяти, точно с ума сойдет. Человечество еще даже и не приблизилось к решению этой проблемы, а корпорация «Тактика» разрешила ее в мгновение ока! Можно было бы и что- нибудь более соответствующее реальности придумать!
– Например? – нахмурился Котчери. – Я мог бы загрузить в программу виртуального охранника и запереть камеру, в которой сидит компрессан, только проблем это вызвало бы еще больше!
– Да уж, – усмехнулся Кидди. – На фоне вашей программы исключения побегов…
– Она безупречна, – скривился Котчери.
– Не сомневаюсь, – кивнул Кидди. – Еще ни один компрессан из капсулы не исчез.
– Вы придираетесь, – нахмурился Котчери. – Придираетесь и недооцениваете наши разработки!
– Ваши разработки – это бред больного на голову геймера! – вскипел Кидди. – Стена высотой в десять метров, заглубленная в скальную породу, – вот универсальная разработка, а не эти ваши невыносимые природные условия в отдалении от базы и так называемые недоходимые горы! Бегущая навстречу потенциальному беглецу дорожка размером с огромный кусок степи! Спортивный тренажер!
– Эффект «недоходимости» заключенный всегда может списать на временное расстройство психики! – заметил Котчери.
– Вот меня и удивляет, отчего никто из наших подопечных еще не сошел там с ума? – стиснул кулаки Кидди. – А знаете ли вы, что, пусть он хоть десять раз совершит попытку к бегству, всякий суд его оправдает? Человек даже в тюрьме нуждается в обществе себе подобных! Или хотя бы должен быть занят полезным делом.
– Придумаем полезное дело, – язвительно поклонился Котчери. – Когда Государственный совет сделает компрессию обязательной. Придумаем. И о совместной компрессии подумаем. Кстати, что касается общества себе подобных – наша технология позволяет размножить любого компрессана. Размножить и поселить в одной камере. В двух, трех, десяти лицах! Но ведь мы этого не делаем? Ваша стена, Кидди, верный путь к сумасшествию, а наши горы, по крайней мере, позволяют заключенному лелеять надежду или, хотя бы, действительно заняться делом! Пусть даже подготовкой побега! А что касается сумасшествия, то за этим следит компрессатор. Коррекция психики ведется автоматически. Это, кстати, самая сложная часть нашей программы!
– Что ж? Выходит, и она дает сбои? – поморщился Кидди и повернулся к оператору. – Ладно, хватит уже крутить рекламу, показывайте, что послужило причиной сигнала тревоги?
– Что именно? – повернулся тот к Котчери.
– Давай сам источник тревоги, – распорядился тот.
Оператор пошелестел сенсорами, и картинка изменилась. На экране монитора появился текст.
