но дети переживают сладость не так остро.
Острее всех переживал промелькнувшую сладость Рашпик. Он шел перед Коркиным, рыдал в голос и несколько раз пытался вернуться, бубнил, что всю свою долбаную жизнь искал это место, всю жизнь мечтал почувствовать себя счастливым, и теперь, когда это и произошло, его заставляют куда-то идти.
Лента вела отряд точно вдоль троса. Зелень уже затянула его. Когда поверхность почвы опускалась ниже и под ногами начинала хлюпать невидимая вода, от него оставались уже только светлые чешуйки, но в местах посуше металл еще сопротивлялся жадной растительности. Кое-где трос застрял в кронах деревьев, и отряд двигался вдоль висевших над головой стальных петель, до которых тоже резво добирались зеленые уничтожители.
— А почему же полоса изобилия? — спросил Кобба, который шел последним, перебрасывая с плеча на плечо тяжелый пулемет, когда Лента, которая буквально прорубалась через заросли, остановилась передохнуть на замшелой полянке.
— Не садиться, — предупредила она спутников. — Идти нелегко, но лучше не расслабляться. Стальные пуговицы, пряжки ремней, клепки на мешках — все может стать добычей зелени. Изобилие вокруг нас, Кобба. Дерево, которого не найдешь нигде, разве только в лесу с беляками или где-то еще дальше. Орехи, ягоды, фрукты, корнеплоды — все удивительно вкусное, только не ленись, собирай. Другой вопрос, что разглядеть все это изобилие не всегда легко. Ну вот, к примеру.
Лента отодвинула в сторону сумрачного Рашпика и срубила упругий мутовчатый стебель какой-то травы.
— Держи.
Каменный клинок легко рассек сочленение, и Филя почувствовал сладковатый, чуть терпкий аромат.
— Пей.
Толстяк осторожно взял полый кусок стебля и с недоверием принюхался к колышущейся внутри него белой жидкости.
Лента усмехнулась и, ловко орудуя клинком, наделила порциями питья всех спутников, не досталось только Руку, но он явно и сам не отказывал себе в угощении, цокая в зарослях то с одной, то с другой стороны.
— Отличный напиток, — кивнул Пустой, отбрасывая в сторону полый стебель.
— Молоко! — восхищенно прошептал Рашпик. — Чуть сладковатое, но молоко!
— Именно так, — кивнула Лента, — Если добавить, что зимы в этой полосе не бывает, то, считай, весь Город живет прежде всего плодами полосы изобилия.
— И Пес явно самый богатый переродок в Мороси, — заключил Кобба.
— Он не переродок, — покачала головой Лента.
— Как же не переродок? — удивился Филя, смакуя и в самом деле восхитительное питье. — А… голова?
— Это не уродство, — отрезала Лента и вновь двинулась к сплошной стене зарослей, — Просто он такой.
— Эй! — крикнул Рашпик, — Послушай! Вечереет! Мы здесь будем ночевать?
— Нет, — отозвалась Лента и тут же крикнула: — Сюда!
Трос заканчивался у огромного дерева, овитого стеблями диковинной травы. Конец троса был истерзан, словно его рубили тяжелым клинком, а в паре локтей над корнями древесного гиганта висел странный аппарат, напоминающий лишенную двигателя машину. Колеса, причем расположенные в один ряд, находились на крыше устройства. От них свисал и конец толстого троса, покрытого зеленой плесенью, и усы более тонких, собравшихся пуком петель и узлов.
— Это кабинка воздушной дороги, — объяснила Лента, оборачиваясь к Пустому. — Помоги мне: двери открыты, а они открываются только изнутри. То есть если кто-то внутри был, он уже выбрался наружу.
— И ты думаешь, что он остался жив при этом? — покачал головой Пустой, но легко подхватил Ленту и поднял ее над головой. Опутанный стеблями какого-то вьюна проем располагался на высоте двух человеческих ростов. Лента встала Пустому на плечо, ухватилась за край двери и легко подтянулась, забросила гибкое тело внутрь. Через мгновение изнутри донесся ее недовольный голос:
— А вот этого я хотела меньше всего. Принимайте.
Она опускала из кабины тело.
Сначала Филя подумал, что это тело ребенка, — таким тонким и хрупким оно показалось. Серебристый, еще не тронутый зеленой слизью костюм был вымазан в крови, на голове незнакомца поблескивала пластиком маска. Пустой принял несчастного на руки, опустил его на упругий ковер травы. Тонкие побеги поползли по блестящей ткани почти сразу.
— Женщина! — прошептала Ярка.
— Девчонка, — не согласился Кобба и обрывком тряпицы стер с живота убитой кровь. В животе несчастной были пять отверстий. Они располагались по дуге от левого к правому боку. Пустой перевернул тело: три из пяти отверстий оказались сквозными.
— Ужас, — замерла Ярка.
— Сейчас. — Лента мягко спрыгнула с высоты, отстранила Коббу и вгляделась в раны, — Вот и тень Галаду отметилась, — прошептала она негромко, — В этой полосе нет ни хищников, ни убийц, поэтому он или оно находился с ней в одной кабине еще там.
Лента неопределенно мотнула головой в темнеющее небо.
— С кем — с ней? — спросил Пустой.
— Сейчас, — Проводница провела рукой по периметру покрытой изнутри кровавыми сгустками маски, щелкнула чем-то и открыла лицо.
Филя хлюпнул носом. Перед ним лежала Твили-Ра. Лицо и волосы ее почти сплошь были залиты кровью, но он не мог Перепутать — это была именно Твили-Ра, совершенное существо. Да если бы не эта светлая, он бы давно уже пришел просить в жены племянницу ткача, а так все грезил, грезил Твили-Ра. И вот она, мертвая, с округлившимися от ужаса глазами, перед ним.
— Ты ведь и ее хотела убить? — спросил Пустой.
— Может быть, — прошептала Лента, — Но вот когда убила Йоши-Ка — словно холодом обдало. Хотя он, когда ходил в таком же костюме и не прикидывался пьянчужкой, не раз мне повторял в лицо, что я крыса и не стою даже мизинца на его ноге.
— Твили-Ра была не такая! — сдавленно прошептал Филя.
— Твили-Ра была разная, — ответила Лента, — Она… не забавлялась, как Йоши-Ка, она просто работала. Но когда я убежала от светлых второй раз, они не просто обшаривали окрестности базы — они их выжигали!
— Кто мог оказаться вместе с нею в кабине? — спросил Пустой.
— Кто-то из светлых, — ответила Лента.
— Но ты сказала, что это была тень Галаду! — воскликнул Пустой.
— Она может накрыть любого! — повысила голос Лента. — Даже светлого! И уберечься от этого нельзя, разве только крепостью духа и внутренней чистотой, как говорит Брита, но я не хотела бы испытывать собственную крепость таким образом! И здесь не помогут ни бисер, ни собачьи морды на щеках — ничто! Понятно?
— Понятно, — прошептал потрясенный Рашпик. — Что с нею делать-то?
— Ничего, — ответила Лента, — Трава ее съест. Все, что подвержено тлену, она подбирает. Вот.
Тонкие зеленые побеги уже накрывали прекрасное лицо словно паутиной.
— Она не растаяла в воздухе, — вдруг встрепенулся Филя, — Почему она не растаяла в воздухе?
— У каждого должно быть место, где он становится самим собой, — ответил Пустой.
— Светлые — не боги, — отрезала Лента и накрыла лицо Твили-Ра большим листом травы. — Поспешим. Уже вечер, а у нас еще две мили зарослей. Хорошо еще, тот, который стал тенью Галады, прошел перед нами. Он рубил кусты когтями!
Лента махнула рукой вперед, где уже затягивалась свежими побегами узкая просека.
— Он тоже пошел к центру Мороси? — нахмурился Пустой.
— Может быть, — кивнула Лента. — Но здесь он явно не для того, чтобы наесться спелых ягод.
