Он продолжал перечислять советы, но король Шломо уже не слушал его и думал, для чего пророк Натан ему это читает.
– Ты давно не говорил со мной о мальчике, – напомнил король Шломо.
Пророк Натан задумался, потом спросил:
– Ты разрешаешь мне сказать тебе всю правду о Рехаваме?
– Говори.
– Я скажу не королю, а отцу. Можно?
Шломо кивнул.
– У мальчика твой ум, он поразительно много знает для своих десяти лет.
– Знания дал ему ты.
– Я. Но Господь, дав Рехаваму твой ум, не дал ему твоего сердца.
– Что это значит?
– Он злой.
– Злой? – поднял брови Шломо.
– Да. Вспомни, он единственный побежал смотреть, как убивают Иоава бен-Црую. Рехавам был ещё вот такой от земли, с круглыми красными щёчками, но не пропускал ни одной казни. Взрослые не хотели идти смотреть на смерть Иоава, а этот малыш уговорил командующего Бнаю бен-Иояду взять его с собой.
– Продолжай, Натан.
– Если тебя Господь наделил умением всех выслушивать, но поступать по своему разумению, то Рехавам во всём следует своим друзьям, а среди них нет ни одного даже просто спокойного мальчика, все норовят кого-то побить, обидеть, довести до слёз. Мне кажется, он тянется к самым жестоким детям и быстро начинает им подражать, даже говорит их словами.
– Что же ты мне посоветуешь?
– Во-первых, почаще бери его с собой в суд; во-вторых, пусть послушает, когда тебе докладывают о государственных делах. Пусть походит с тобой даже в Школу Мудрости. Это не беда, если он пока не всё поймёт, очень важно, чтобы мальчик побольше бывал с отцом.
– Я пробовал. Ему сразу становится скучно. А ещё что?
– Не допусти, чтобы, пока ты жив, Рехавам получил власть в Эрец-Исраэль.
Шломо вспыхнул, открыл рот, и пророку Натану показалось, что король сейчас закричит на него. Но вместо этого, тот затих, глядя в пол.
– Плохо.
– Плохо, – подтвердил пророк Натан и вздохнул.
– Если хочешь моего совета – возьми себе новых жён, и пусть они родят тебе много детей, чтобы у Рехавама были братья и ещё сёстры. Я знаю, как ты любишь свою Нааму, но в народе всё равно говорят, что у тебя тысяча жён.
– Сколько?.
– Тысяча, – ответил пророк Натан, и оба засмеялись.
Король Шломо поднялся и сразу увидел в проёме стены небо, облако и, будто примёрзшую к нему, белую звезду. Как быстро пролетел день!
– Не провожай меня, – сказал он, наклонился и поцеловал сидящего на земле Натана.
Глава 10
На Масличной горе напротив Ерушалаима ещё никогда не собиралось столько священнослужителей сразу. Они толпились по всему склону горы и даже на мосту через ручей Кидрон. Из расставленных повсюду шалашей и палаток доносились голоса готовящихся к проверке на знание Закона молодых священнослужителей и их наставников. От подножья горы поднимались звуки труб и шофаров[16], свирелей и киноров[17]: на рассвете там начались состязания музыкантов. В роще старых олив собрались певцы. Аккомпанируя себе на лютнях, они пели хвалу Господу:
– Возвестите среди народов деяния Его!
Пойте Ему, славьте Его!
Говорите о чудесах Его!
Гордитесь именем святым Его!
Да возвеселятся сердца ищущих Господа!
В эти дни Ерушалаим готовился к празднику освящения Храма, подходил к концу отбор будущих священнослужителей, начатый ещё при короле Давиде. Посреди северного склона Масличной горы была врыта в землю бронзовая чаша с водой из источника Гихон, такая огромная, что больше неё было только Медное море во дворе Храма. На утренней заре первосвященник Цадок высыпал в чашу щепотку пепла рыжей тёлки, у которой шерсть была с красным отливом, за что её назвали Красной коровой.
Красную корову выбирали долго и тщательно, чтобы не пропустить у неё какого-нибудь изъяна. Для убоя требовался каменный нож без единой зазубрины. Туша сжигалась целиком на специально приготовленном костре, в который бросали кедровую ветку, траву эзов и красную шерстяную нить. Затем пепел костра собирали в золотой короб. Нескольких крупиц этого пепла, брошенных в воду источника или реки, было достаточно, чтобы придать воде очистительную силу.
Каждый начинающий священнослужитель обязательно приносил жертву, и поэтому уже три дня дымился жертвенник на вершине Масличной горы, а над Городом Давида витал запах горелого мяса.
Жители Ерушалаима, все, кто мог оставить хозяйство, приходили на Масличную гору и приводили с собой детей посмотреть и послушать, как происходит отбор молодых священнослужителей.
Утром у подножья горы появился король Шломо с сыном Рехавамом в сопровождении отряда воинов из королевской охраны. Наама осталась дома.
– Жарко. Где мне подняться в гору с таким животом! – шутила она, провожая Шломо и Рехавама. Обе девочки остались с матерью.
Король, проходя с сыном мимо одной из палаток, остановился и прислушался.
– Когда приносишь в жертву Господу «первинки» – первые плоды урожая, к примеру, первые колоски ячменя, – вначале извлеки из них зёрна, прожарь их, полей маслом, отжатым из первинок олив, – поучал немолодой голос. – Запомнил? Теперь назови праздничные дни.
– Песах, Шавуот, Рош-а-Шана… – начал отвечать кто-то и замолчал.
– Первый день недели Суккот[18]! – выкрикнул Рехавам.
Из палатки показался кулак, а вслед за ним – сердитый человек в облачении священнослужителя: льняная рубаха, штаны с красным поясом и высокая шапка. Увидев перед собой короля, мужчина поклонился, пробормотал положенное благословение и сказал:
– Я – Элицур бен-Аднах, готовлю своего сына Иддо к экзамену на службу в Храме.
Из палатки вышел смущённый Иддо, розовощёкий, совсем ещё молодой, но с широкими плечами, на которые скоро будут нагружать разделанную овечью тушу, чтобы нести её на жертвенник.
Юноша низко поклонился королю Шломо.
– Может, мой господин тоже хочет задать вопрос будущему храмовому священнослужителю? – спросил Элицур бен-Аднах.
– Я! – закричал Рехавам. – Я его спрошу!
– Спрашивай.
– Вот ты пригласил друга в дом твоего отца попробовать молодого вина, – начал Рехавам. – А зелени, чтобы положить на лепёшку, в доме не оказалось. Ты идёшь в отцовский виноградник набрать там…
– В винограднике не должно расти ничего, кроме винограда, – перебил Рехавама Иддо.
