льдом, среди обломков своих черных крыльев и камней. Его лицо было бледно, рот открыт, как будто он продолжал читать Библию, пена на губах, глаза, бессмысленные и холодные, как сковавший их лед. Казалось он все еще продолжает свой полет, такой летящей вперед была его поза. От увиденного мысли мои помутились, я отшатнулся назад, споткнулся и упал. В падении почувствовал тупой удар по затылку и потерял сознание.
Дальше начинается совсем уж непонятная часть моей истории. Утром я проснулся в монастыре и обнаружил, что не помню, как там очутился. Голова сильно болела, на затылке вздулась такая огромная опухоль, что голова моя увеличилась чуть не в полтора раза. Перед глазами неотвязным видением стояло безумное лицо Луиджи, вещающего с неба. В дверь, осторожно ступая вошел Иранио и, как всегда громко, начал говорить:
— Опять меня отец настоятель в сиделки определил. То к Луиджи, то к тебе, — он помолчал секунду. — Ну перепугал ты всех.
— Чем это я перепугал? — от его шумного голоса боль усилилась, даже глаза заболели.
— Эхе, пропал куда-то, а теперь еще и спрашивает, чем это он нас перепугал?
Потом я узнал следующее. После того, как стало ясно, что Луиджи найти не удается, а темнота наступит с минуты на минуту, Матео принялся всех собирать с тем, чтобы отправляться домой в монастырь. При этом каким-то непостижимым образом, все позабыли про меня. Просто из головы у всех вылетело, как отрезало, будто и не было меня вовсе. Пришли в монастырь и только тут хватились. Отец-настоятель чуть не поседел. Два монаха в один день пропали, шутка ли. В то, что наш безумный изобретатель погиб, верить не хотели и не верили. Ночью идти все равно бесполезно, в двух шагах друг от друга пройдешь и не заметишь. Поэтому поиски решили повторить завтра. Пищи у меня было вдоволь, не зря же на два дня выдавали, одежда теплая, не пропал бы. Другое дело Луиджи, за него все сильно волновались, однако то, что тело не нашли, давало какую-то надежду. Только разошлись по кельям спать, и тут я пожаловал. Кто видел меня тогда, говорили, что смотреть страшно было: волосы в крови, ряса в крови, голова распухла, как хороший арбуз, глаза кровью налились, видно мелкие сосудики полопались. Шел шатаясь, как пьяный, непонятно вообще, как я дорогу нашел в такой темноте. Вся братия, что меня встречать вышла, благодарила Бога, что вывел меня и не дал пропасть. Когда меня отмыли от крови, накормили, то услышали о смерти Луиджи. Я подробно описал, где нашел его тело вместе с обломками крыльев, причем все сразу выразили недоумение по поводу того, что труп был найден внутри ледника. Как он вообще мог туда попасть, ведь этим льдам сотни, если не тысячи лет и лежат они чуть не с самого Всемирного Потопа.
— Ладно, — подвел черту отец-настоятель, — так это, или тебе почудилось, завтра брат Матео и другие братья, отправятся на то место, о котором ты говоришь, а там видно будет.
Я клялся, что своими глазами видел мертвого ученого.
— Хорошо, хорошо. Оставим это до завтра, посмотрим, что найдет Матео. А теперь, помолись перед сном, возблагодари Господа за чудесное спасение и ложись спать.
С тем я и лег. Утром у меня в памяти остались только кошмары, которые преследовали меня до самого моего пробуждения. Мне снилось, что мы с Микой пришли в храм, а там вместо пола — лед, за которым стоит непроглядная тьма. Мы со страхом и изумлением обошли всю церковь, но так и не нашли следов мраморного пола — один лед. Вдруг в этой черноте стало происходить какое-то движение. Мы пытались разглядеть происходящее там, но не могли — оно двигалось слишком быстро. Это движущееся тело носилось из конца в конец храма, так, что проследить за ним не было никакой возможности. Единственное, что мы смогли разглядеть, были очертания фигуры, похожей на летучую мышь. Она передвигалась бесшумно, но при каждом ее приближении, нас охватывал невыразимый страх и била дрожь, будто за шиворот нам лили холодную воду из горных ручьев, образующихся от тающих ледников. Как ни страшно нам было, мы решили все же выяснить, что это за существо.
— Я придумал, — сказал Мика и потащил меня за собой по направлению к церковным столам и скамейкам. — Надо поставить их одну на другую и тогда с высоты нам будет виднее, что там происходит и кто там летает.
— Верно, — согласился я и мы принялись за работу.
Столы были поставлены один на другой, сверху на них были водружены скамейки. Получилось очень высокое сооружение, чуть не до потолка церкви. Такое могло произойти только во сне.
— Как вавилонская башня, до самого потолка, — подумалось мне.
После этого, мы утвердились на верху и глянули вниз. На фоне непроглядного подледного мрака, носилась на черных крыльях гигантская летучая мышь. Мрак вокруг нее был столь плотен, что даже ее смоляные контуры выделялись на его фоне. Вдруг фигура перевернулась, показав нам свою изнанку и мы увидели, что это Луиджи летает на своих крыльях. Он не отрываясь смотрел на нас, отделенный толстым слоем льда, взгляд его был торжественен и неподвижен, намертво прикрепленный к нашим лицам. Он кружил вокруг основания нашей башни и делал круги все меньше и меньше. По мере его приближения нас била все более сильная дрожь и хотелось закричать. Мы попытались держаться за своды церкви, но они непостижимым образом удалились от нас ввысь. И вот Луиджи полетел под самое основание и пропал из поля зрения. Нас секунду все замерло, затем черные крылья вылетели из-под нас и с режущим свистом понеслись прочь. Башня задрожала, доски столов стали ломаться, воздух наполнился рокочущим треском, усиливаясь все более. Наше сооружение рухнуло, увлекая за собой нас. В этот момент я проснулся, мучимый головной болью и сухостью во рту.
Несмотря на слабость и легкое головокружение, ходить у меня получалось вполне нормально. К голове мне привязали тряпку, смоченную холодной водой, чтобы опухоль спала. Холод успокоил боль, мысли понемногу пришли в порядок, я смог немного поесть. За этим занятием меня застал брат Иранио. Он просунул голову внутрь кельи и затрубил своим иерихонским голосом:
— Крепкая у тебя голова и порода крепкая. Вчера еле на ногах стоял, а сегодня уже ходишь и ешь, — он выждал паузу, — Там Матео возвращается.
С тем голова его исчезла. Я в волнении вышел во двор. Даже неяркое вечернее солнце слепило после полумрака кельи. Матео тоже был уже во дворе, но никаких признаков доставленного тела я не заметил. Матео что-то объяснял отцу-настоятелю, наверное, докладывал о результатах похода. Увидев меня, отец- настоятель кивнул мне чтобы я подошел.
— Матео ничего не нашел, — несколько виновато, как мне показалось, произнес он.
Я заново описал то место, где видел тело: западный склон горы, открытая площадка, сильно загроможденная камнями, отвесная стена, язык ледника, прозрачный лед, в котором можно разглядеть камни.
— Да, все верно. Мы довольно быстро нашли это место, все было в точности, как ты говорил, но Луиджи там не было. Мы обыскали и все остальные открытые площадки на западном склоне, но там тоже пусто.
— Это ничего не значит, — вмешался отец-настоятель. — Завтра надо снова отправляться на поиски, пока есть надежда, мы должны искать.
Он обратился ко мне.
— А ты, когда окрепнешь, пойдешь туда сам и все посмотришь.
Мы разошлись подавленные более чем раньше.
— Может тебе привиделось все это, — ласково спросил меня за ужином Иранио, — ты же сам говорил, что не помнишь, как в монастырь вернулся? Ударился головой, вот и привиделось.
Мне стало обидно, что ж меня за безумца считать, если я не помню, где был несколько часов? Тихо, чтоб Иранио не расслышал, я пробормотал:
— Сами вы тут все сумасшедшие. То у вас дьявол на крыше, то ангелы. За собой бы лучше смотрели.
К сожалению, в дальнейшем, когда я совершенно оправился от полученного по голове удара, и всех тех ужасов, которые мне довелось повидать как наяву, так и во сне, и когда я снова попал на то же самое место, то никого не обнаружил там. Все было на своих местах: и гора, и валуны, и ледник, и вмерзшие в него камни. Не было самого главного для всех нас — тела погибшего брата. Оно исчезло оттуда так же необъяснимо, как и попало. Ведь если разобраться, то никак не мог труп очутиться внутри ледника в течение дня. Хоть накануне и была оттепель, но тем не менее, растопить лед, которому может статься не одна сотня лет, она бы не смогла. Как ни прискорбно было признать, но все же видение мертвого тела, пришлось
