точном значении – переселение души умершего в иное тело).
Один из догматов буддизма.> – заранее рассчитанная, продуманная. И тем более жестокая по отношению к ней. И тогда она называла себя сумасшедшей дурой. Давала слово, что пойдет в поликлинику, обратится к невропатологу, к психотерапевту, к кому угодно! Только пусть ее переубедят, пусть сделают так, чтобы она больше не верила, не ждала, ни на что не надеялась. Потому что, если Стас жив, – он негодяй, и права Ксения, и тогда уж точно всему конец.
"Исчезли ключи от квартиры, паспорт, водительские права, исчезли его любимые вещи. – Она в который раз кружила по комнате, оглядывала каждый предмет, будто мебель могла ей ответить. – Он взял все, что брал всегда, когда отправлялся в командировку. Но никакой командировки не было. Он забрал вещи и исчез. Да, предположим, что просто исчез. Проходит неделя, и он понимает, что в этой квартире осталось что-то необходимое, ему нечем заменить эту вещь или просто жаль тратить деньги на покупку новой… Он выжидает, когда меня не будет дома. В моих окнах темно. Он думает, что меня нет.
Приходит, открывает дверь, берет то, что ему нужно, и уходит. Не зажигает света, потому что боится привлечь мое внимание – вдруг я именно в это время возвращаюсь домой? На кухню он не заглянул, потому что ему там ничего не нужно".
Таня останавливалась и трогала ручку «Монблан», лежавшую на письменном столе Стаса. "Почему же он не взял ручку? Достаточно дорогая и стильная вещь, в его духе… Он купил ее весной, не так давно, она ему не успела надоесть… – Но она тут же возражала себе:
– Да мало ли почему он ее не взял! Быть может, он собирался вернуться. Он вернется". И она снова называла себя набитой дурой, полной идиоткой. Заставляла себя вспомнить о трупе, который должна была опознать. Ведь труп был! Ведь это была реальность, реальней некуда!
"Да, реальность! – раздраженно, почти цинично обрывала она себя. – Кто-то в самом деле сгорел в машине Стаса. Но я не опознала мужа! Я узнала бы его в темноте, с закрытыми глазами – по звуку шагов, по дыханию, по молчанию! Но как, кого я могла опознать в этом куске горелого мяса, по каким приметам, по каким признакам? И никто не мог бы его опознать, это было невозможно! Так, значит, это мог быть и не Стас! И что это значит?
Кто же, если не он?"
Таня открывала бар, видела во внутреннем зеркале свое бледное лицо, глубокие тени под глазами. Сумасшедшая? Да нет, просто усталая, издерганная молодая женщина, у которой больше нет сил ждать. Она наливала себе рюмку водки или коньяку – что под руку попадалось. Бар почти опустел.
Таня усаживалась за письменный стол мужа, ставила перед собой его фотографию и пила за его здоровье. Она произносила этот тост будто назло кому-то, может, самой себе. А потом, легко и быстро опьянев, плакала.
В столе осталась вся документация, связанная с работой Стаса. Он работал в фирме своего отца, числился коммерческим директором. Фирма была посреднической и торговала упаковочными материалами для пищевой промышленности. Чем конкретно – Таня не интересовалась. Что может быть более скучным, чем картон и целлофан? Она не раз задавала себе вопрос, почему свекор до сих пор не попросил отдать ему эти бумаги. Может, у него были копии, может, это не важные бумаги… Или же он давно все забрал, ведь он был тут сразу после гибели сына, на другой день… Таня тогда лежала почти без сознания, из квартиры могли вынести всю мебель, она бы и не заметила. Конечно, могли вынести и вещи Стаса… Но почему именно эти вещи, а не золото, не технику, не «Монблан»? Измучив себя бесконечными вопросами, она засыпала, уронив голову на стол. А когда открывала глаза, было уже темно. И тогда ей снова становилось страшно. И хотелось, чтобы в машине был именно Стас. Потому что если там оказался кто-то другой, то это убийство. Стас – убийца. А в это она тоже поверить не могла.
Мужчина, который так грубо разговаривал с ней по телефону, больше не звонил. Приятели Стаса, часто бывавшие в гостях, не звонили тоже, и в этом не было ничего странного. Соболезнования вдове они выразили на похоронах. А сама Таня никого из них не интересовала. Зато однажды ранним утром, отозвавшись на телефонный звонок, Таня услышала в трубке приятный женский голос:
– Здравствуйте, мне Стаса.
Таня настороженно ответила, что Стаса нет. Женщины по этому номеру звонили редко, и это всегда были ее, Танины, знакомые. Но абонентка с приятным голосом настойчиво попросила сказать, когда Стас будет дома. И Таня не выдержала, хотя сперва хотела как можно больше узнать об этой женщине:
– Стас умер. Не знаю, чем вам помочь.
– О Боже мой, – прошептала та.
Ее почти не было слышно. Таня хотела положить трубку. Голос женщины звучал слишком молодо, чересчур музыкально. Таня знала за собой этот грех – ревновала мужа к каждой мало-мальски подходящей кандидатуре. Ревновала, несмотря на то, что Стас ее любил, – это было ясно всем, в том числе и ей самой. Но женщина, как видно, справилась с собой.
Она заговорила быстро и почти деловито:
– А я и понятия не имела! Думала, что чем-то плохим все кончится, но что так… Вы ведь его жена, верно? Он рассказывал о вас.
– Кому? Вам? – замороженным голосом спросила Таня.
– Мне, мне. – Абонентка полностью овладела своими чувствами. – Я даже знаю, что вас зовут Таня.
Вам сейчас, наверное, нужна помощь? Мы со Стасом сотрудничали, точнее, с его фирмой. Я могла бы…
– Все претензии по фирме направляйте отцу Стаса, – отрезала Таня. – Надеюсь, вы его знаете. Могу дать телефон, если нужно.
– Не нужно, у меня все есть. Вы почему-то настроены против меня, Таня?
Абонентка уже не казалась такой молодой, как сначала. Она говорила слишком разумно и расчетливо. И Таню это немного успокоило. Она извинилась и сказала, что неважно себя чувствует, звонок поднял ее с постели. Но в помощи она не нуждается.
– Что ж, я позвоню Петру Михайловичу, – вздохнула абонентка. – Кстати, меня зовут Галина.
Галина Афанасьева. Таня, извините за назойливость… Я понимаю, как вам тяжело. Но вы не можете мне сказать, отчего умер Стас?
Узнав, что произошло, Галина смешалась и скомкала разговор. То ли на нее произвели впечатление обстоятельства смерти Стаса, то ли еще что-то, но она попрощалась и сказала, что в случае чего ее номер телефона Таня найдет у Петра Михайловича, своего свекра. Таня так и не уразумела, зачем ей будет нужен этот номер и почему бы в таком случае не дать ей номер сейчас. Она положила трубку и отправилась досыпать.
Галина позвонила через два часа, когда Таня уже проснулась и лежала, глядя в потолок. Удивилась:
– Опять вы? Не застали Петра Михайловича?
– Застала, застала! – нетерпеливо ответила та. – Таня, у вас есть свободное время? Можете со мной встретиться?
– Зачем?
Таня присела на табурет и поймала ногой ускользающую тапку. Сон прошел окончательно. Но Галина не объяснила, зачем ей понадобилась личная встреча с вдовой покойного партнера. Она настойчиво твердила:
– Нужно встретиться, и как можно скорее. Сегодня. Погодите, я сейчас посмотрю… У меня есть свободный час – с одиннадцати до полудня. Давайте увидимся в кафе, где-нибудь в центре.
– Да чего ради? – раздраженно ответила Таня. – Я про дела мужа ничего не знаю. Разбирайтесь с его отцом, а меня…
– Это не касается его работы.
Таня чувствовала, что женщина все больше нервничает. «Психованная какая-то, еще хуже, чем я, – подумала она. – На черта мне с ней встречаться?»
Женщина успела сказать ей что-то, отчего она сейчас не могла положить трубку. Что-то тревожное, что-то странное… Галина ждала ее ответа, а Таня даже и не собиралась выбирать, в каком кафе встретиться. Она вспоминала… И вспомнила. И после этого отбросила все церемонии. То, что она спросонья
