прихожую, сняла трубку и сказала «алло». Ей и в голову не пришло, что могут звонить свекровь или Ксения. Но голос был мужской. Буднично и вроде бы устало он произнес:
– Позови мужа.
– А его нет, – автоматически ответила она.
– А когда будет? – все тем же усталым голосом спросил мужчина. – Он тебе не сказал?
Мужчина обращался к ней на «ты», и это ей не понравилось. С какой стати? Или они знакомы? Таня собралась с мыслями и резко ответила:
– Вообще-то он умер. Еще неделю назад.
И тут она услышала такие выражения, что сразу бросила трубку. Сердце заколотилось быстрее, к щекам прилила кровь. «Какое хамство! – Таня чуть не плакала и прижимала трубку рукой, как будто это могло помешать телефону зазвонить снова. – Я же ему человеческим языком сказала – Стас умер. Какого черта он на меня сорвался?» Она ждала несколько минут. Твердо решила: если этот хам позвонит еще раз, она скажет, что телефон прослушивает милиция, потому что ее мужа убили. «Хотя вряд ли он испугается, ведь он же ничего угрожающего не сказал, просто матерился…» Но телефон больше не звонил.
Таня выпила чаю в полутемной кухне. Света она все еще не зажигала, хотя свекрови явно и близко не было. Глаза понемногу привыкли к сумеркам, и ей уже казалось, что так существовать намного легче. При свете все уж слишком определенно, чересчур тоскливо… А в сумерках можно многое себе вообразить. Она закрыла глаза и в который раз представила себе, что все осталось по-прежнему.
Через полчаса, через час Стас вернется домой, весело, отрывисто позвонит, предупреждая ее о своем возвращении, а потом она услышит, как в замке щелкает ключ…
И она услышала звонок в дверь. Открыла глаза, чиркнула зажигалкой и осветила циферблат наручных часов. Без пятнадцати десять. Ксения не слишком торопилась, а ведь обещала прийти через десять минут.
«Если начнет трезвонить как оглашенная, я открою и скажу, чтобы убиралась, – решила Таня. – Только что мне было так хорошо! Сегодня я вообще не буду зажигать свет!»
Но звонок не повторился. Зато она услышала звук, от которого почти успела отвыкнуть. В дверном замке повернулся ключ. Один поворот, другой, третий… Потом щелкнул нижний замок – немного потише. Над открытой форточкой вздулась занавеска, по ногам потянуло сквозняком – это отворилась входная дверь. Таня сидела за столом будто каменная. С того места, где стоял ее стул, коридор не просматривался. Она видела только стену напротив, стену, на которой чернел овальный жостовский поднос – подарок ее матери к свадьбе. Занавеска втянулась в проем форточки, а потом повисла неподвижно. Кто-то закрыл входную дверь, и слабо щелкнул язычок нижнего замка. Таня услышала шаги – сперва отчетливо, потом все глуше. Кто-то вошел в комнату. Там слегка поскрипывал паркет.
Потом раздался глухой звук, будто выдвинули и задвинули ящик. Какой-то шорох. Шаги все ближе, ближе, уже в прихожей…
Таня вскочила. Горло как будто ремнем перехватило, но она попыталась выжать из себя хоть какой-то звук, хоть какое-то подобие речи… Ничего не получалось – все было как в дурном сне, как в кошмаре, когда чудовище приближается, нужно звать на помощь, а губы не в состоянии разомкнуться. Шаги удалились – на этот раз в другую комнату. Таня стояла, схватившись за спинку стула и чувствуя, как мелко-мелко и очень быстро дрожит правое колено. Ей казалось, достаточно одного движения, одного слова – и все изменится, вспыхнет свет, он войдет, обо всем расскажет, все объяснит…
Шаги в прихожей – быстрые, уверенные, щелканье нижнего замка, взмах занавески, темнота, тишина, безумие.
Колено дрожало так, что ей пришлось опираться обо все предметы, которые попадались по пути.
Первым делом Таня добрела до выключателей в коридоре и зажгла везде свет. Кухня, прихожая, ванная, туалет. Потом обе комнаты. Все вещи глядели на свою хозяйку невинно и как будто вопросительно. Все было на своих местах. В комнатах ровным счетом ничего не изменилось.
"Дверь, – подумала она. – Надо проверить дверь.
Если я сошла с ума, значит, так тому и быть. Но ключи у него были, я слышала, как они звенят". Таня на подгибающихся ногах подошла к двери, нажала ручку… Дверь легко приоткрылась. И девушка почувствовала некоторое облегчение. Значит, это все-таки не бред. Значит, здесь кто-то побывал! Возле входной двери, на специально прибитом крючке, висела ее собственная связка ключей. Таня сняла ее и заперла дверь на все замки. Потом накинула цепочку и посмотрела в глазок. Тамбур, тоскливо освещенный лампой дневного света, был пуст.
Она сделала несколько шагов и остановилась на пороге комнаты. На диване лежал синий плащ – и она уже не могла смотреть ни на что другое. «Я упустила его». Она сама себе удивилась. Несколько минут назад умирала от страха, от одной мысли, что сейчас ее обнаружат в темной кухне… Ее трясло как в лихорадке от одного звука тех быстрых, уверенных шагов. Но теперь дрожь прошла. Во всей квартире горел свет, и она видела, что осталась совершенно одна. Железная дверь заперта. Стоит набрать номер Ксении – и та прибежит на помощь вместе с мужем.
Ей невероятно повезло, что ее не обнаружили, – да, наверное, повезло… Неизвестно, с кем бы ей пришлось столкнуться в темной кухне… Так откуда же это сожаление? Она поздравила себя с тем, что устояла на ногах. Если вспомнить, как она сегодня упала в обморок перед Славкой, – это уже большое достижение. Если вспомнить, как ей показалось, что на кухне стоит муж…
И тут ее прорвало. Таня вскрикнула высоким, неестественным голосом и снова бросилась к двери. Отпирая один за другим замки, она уже в голос рыдала.
Выскочила в тамбур, на площадку к лифтам, на запасную лестницу… Мертвый свет длинных белых ламп, разбитое окно, окурки возле мусоропровода, слабый запах гари…
– Нет его, нет… – шептала она, даже не пытаясь вытереть слезы. – Нет его, нет! Зачем же ты меня мучаешь? Почему не уйдешь совсем?
Она знала, что таких слов говорить нельзя. Произнося их, она принимает новые правила игры. Меняет реальность на безумие, отчаяние – на надежду. Потому что надеяться на его возвращение – чистой воды безумие. Но Таня шептала одно и то же, прижавшись к стене на запасной лестнице, глядя вверх, туда, где в окне от ветра дрожало и позвякивало стекло. Она больше не могла терпеть, не могла уговаривать себя жить нормальной жизнью, тоскливой и размеренной.
Сидя в темной кухне, слушая шаги, она в полной мере испытала тот ужас и то счастье, которое до этого испытывала только в мечтах. Он должен был вернуться – хотя бы на минуту! Он вернулся, потому что и ему не может быть покоя, если здесь его так ждут!
– О Господи! – закричала она и ударила кулаком в стену. – Да где же ты!
В наступившей затем тишине она услышала, как в шахте поднимается лифт. Короткое звяканье – и послышался шум раздвигающихся дверей. Шарканье домашних тапочек, хлопанье двери… И голос Ксении, которая возмущенно и громко что-то говорила в тамбуре. Таня с трудом отлепилась от стены и вытерла слезы.
***
– Ну, ты только никому такого не рассказывай, договорились? – почти испуганно перебила Таню подруга. – Насчет ключей это все ужасно. Но если ты кому-нибудь скажешь, что приходил Стас, тебя увезут в дурдом, ты понимаешь?
Они вдвоем сидели на кухне. Таня тщательно заперла дверь, а Ксения так же тщательно за этим проследила. Она была возмущена, что Таня так легкомысленно покидает квартиру, оставляя дверь настежь. Ксения выслушала рассказ о происшествии и, судя по выражению лица, поверила. Но истолковала все куда проще и страшней.
– Пойми, Татка, что и ключи у Стаса украли! – Ксения от волнения выдернула из прически гребень и принялась теребить его зубья. – Кто, по-твоему, сегодня предъявлял паспорт в обменном пункте? Призрак, что ли? Тебе же его описали – высокий брюнет в светлом пиджаке. Очень похож на Стаса, не находишь? – Она усмехнулась и продолжала:
– Так вот, и ключи, скорее всего" у этого брюнета. Если их не целая банда.
– Ксень, но ты бы слышала, он так уверенно ходил по квартире… – растерянно возразила Таня.
Она не слишком защищала свою версию. Теперь, при ярком электрическом свете, в обществе подруги, все и в самом деле сделалось как-то проще и приземленней.
