Упаковал какой-то пакет. Сказал, что пойдет на лестницу, послушает, нет ли там кого. Потом позвал меня, и мы вместе оттуда ушли.
Собака уже успела спуститься на первый этаж и теперь металась перед железной входной дверью. Когда дверь от крыли, такса хотела выскочить на улицу, но тот человек отбросил ее ногой, вытолкнул Милену и вышел сам. Собака осталась в подъезде, и девочка слышала, как она жалобно подвывает — будто плачет. Девочка хотела убежать, но тот человек заставил ее сесть в машину. Он был очень возбужден и все приговаривал, что она молодец. Он честно отвез ее к тому месту, откуда забрал, и высадил. На прощанье сказал, чтобы она запомнила — ей уже четырнадцать лет, и теперь она свободно может загреметь в колонию для несовершеннолетних. За соучастие в ограблении и еще кое в чем.
В чем еще — Милена не спрашивала. Когда они покидали квартиру, тот человек на полу уже не шевелился.
Глава 12
Солнце давно ушло за соседние дома. Небо понемногу остывало, превращаясь из голубого в зеленоватое. В это Время Михаил обычно зажигал свет. Но сейчас он предпочитал сумерки. Девочка молча сидела перед ним, спрятав лицо в ладонях, и смутно белела полоска пластыря на ее пальце.
— Ты уверена, что тот человек умер? — после долгого молчания спросил Михаил.
— Наверное, умер, — еле слышно ответила она. Убрала руки, показав распухшее от слез лицо. — Я вас очень прошу — никому не говорите!
— Милена, это убийство.
— Я понимаю…
— Плохо, что понимаешь и до сих пор покрываешь убийцу. Ты понимаешь, что он убил твою сестру?
— Он и меня может убить, — ? — прошептала она. — Он обещал.
— Никто тебя не тронет. А его нужно искать. О нем нужно рассказать в милиции. Если хочешь, я пойду с тобой.
Она бессильно покачала головой, прошептала:
— А колония? Меня заберут в колонию…
— Глупости. Тебя ведь заставили туда пойти. Тебя просто обманули. И ты ничего не брала, никого не убивала. Тебя просто использовали. Милена, послушай меня, я все-таки старше и больше в этом понимаю. Тебе ничего не сделают!
Девочка встала:
— Я так и знала, что зря вам все рассказала. Теперь они меня убьют. Я сегодня нашла ту девчонку из театра…
Это Наташа. Я ей все высказала, иона испугалась.
Михаил прекрасно помнил Наташу. Вежливая, милая, рассудительная девушка, она показалась ему не по годам разумной. С ней было легко и приятно разговаривать. И ведь это она сообщила ему, что видела Ольгу в синей иномарке. Ее координаты он передал милиции, девушка давала показания. Наташа? Слова Милены снова начинали ему казаться каким-то бредом. У него даже мелькнула мысль:
«А что, если девчонка все придумала, от первого слова до последнего и сейчас рассказывает мне сказки?»
— Милена, мне в это с трудом верится, — ласково сказал он. — При чем здесь Наташа? Ты сказала, что твоя сестра упомянула какую-то девушку из театра? Это точно? Она так и выразилась? Может, ты ее не правильно поняла?
Милена забеспокоилась, увидев, что он сомневается в ее словах. Она точно припомнила слова сестры, которые услышала в ту ночь. Оля сказала: «Их двое, я с ней познакомилась в театре, но тебе, скорей всего, позвонит мужчина». Имен старшая сестра не назвала. Она говорила так сбивчиво, будто через несколько минут отходил поезд и ей нужно было успеть вскочить в вагон. И поцеловала Милену тоже, как на вокзале, торопливо, но горячо — как целуют в самый последний момент, уже оглядываясь на проводника, который стоит на площадке со свернутым флажком в руке.
Михаил задумался. Вряд ли это можно было выдумать.
Девушка из театра… Какое отношение имеет к ограблению и убийству эта девушка? Одна из актрис… Но ведь никакой девушки Милена не видела, она видела только мужчину.
Наташа? Невозможно! Какое же тогда нужно иметь хладнокровие, чтобы отправиться в милицию, давать показания, да еще наводить следователя на след человека, которого только собираются ограбить и убить! Он знал, что Наташу допрашивали в понедельник. А во вторник вечером Милену потащили на заклание в квартиру к этому «Валере». Нет, девочка ошиблась. Не может быть, чтобы Наташа…
— Почему же ты решила, что правильно вычислила девушку? — поинтересовался он. — Ты решила, что это Наташа, только потому, что она одна из всей труппы дружила с твоей сестрой?
Милена еще больше занервничала:
— Вы опять мне не верите? Ладно, я вам докажу..
Она и в самом деле ничего не знала об этой девушке, кроме того, что та играет одну из ролей в пьесе. Однако в тот последний вечер, который сестры провели вместе, произошло нечто, а чем лотом вспоминала Милена. Сестра попросила ее принести из комнаты родителей атлас Москвы. «Ну, вы знаете, тот, где все дома указаны по номерам, и магазины обозначены, и все остальное», — уточнила Милена. Девочка принесла атлас, и Ольга уткнулась в него. Милена села к ней на постель — девочка соскучилась по старшей сестре, ей хотелось приласкаться. Та ее не прогнала. Ольга водила кончиком карандаша по карте какой-то улицы, шевеля губами и читая надписи. Наконец карандаш остановился. Сестра пробормотала: «Да, здесь».
Милена, перегнувшись ей через плечо, увидела, что грифель упирается в дом, где было обозначение продуктового магазина и его название — «Диана».
— Я спросила — что она ищет, кто там живет? А она ответила, что там живет их режиссерша. И вдруг замолчала, хотя вроде собиралась сказать что-то еще. Отдала мне атлас и велела потихоньку, чтобы не задавали вопросов, отнести обратно. А ночью, когда она собиралась уходить, я ее спросила — куда она теперь пойдет? Мне почему-то вспомнилась эта «Диана», и я спросила — может, Оля идет к режиссерше?
Услышав это предположение, Ольга испуганно зашептала, что нет, конечно же, она пойдет не к режиссерше. И прошептала: «Но я их попробую уговорить, чтобы Ирину тоже не трогали…» Ольгу трясло и, когда она передавала Милене ключи, руки у нее были будто изо льда — обжигающе холодные и влажные. А губы горели — и когда сестра на цыпочках вышла в коридор, Милена еще чувствовала на щеке то место, куда Ольга ее поцеловала.
— Что значит — «чтобы тоже не трогали»? — встревожился Михаил. Он вспомнил, что не сдержал данного Ирине обещания, не позвонил ей на другой день после спектакля. Как-то неудобно было самому навязываться и просить свой замечательный подарок. Японская тушечница начала двадцатого века! У него и в заводе таких вещей не было. Тушечницу получить, конечно, хотелось, но он тогда решил — пусть Ирина позвонит сама. А она так и не позвонила. Вероятно, забыла — до того ли ей…
— Не знаю, что это значит… — горестно произнесла девочка. — Я уже столько об этом думала! И мне кажется, что Оля убежала среди ночи, потому что хотела уговорить того человека не убивать Валеру. Наверное, они с той девчонкой решили его ограбить и убить, и Оля знала… А родители не выпускали ее из дома. Она ведь и днем хотела убежать. Может, они и к Ирине Сергеевне подбирались?
Милена рассказала, что специально пошла в театр, чтобы найти ту девушку, о которой упомянула сестра. Родителям она ничего о театре не сказала. Как и предполагал Михаил. По словам девочки, родители ни за что бы не согласились, чтобы и вторая дочь связалась с этой студией. И вместе с тем в последнее время, после смерти Ольги, у Милены появилось куда больше свободы, чем раньше. Родители были слишком заняты своим горем, чтобы заметить, что их обманывают. Даже в тот вечер, когда произошел этот кошмар с передачей ключей, ее не очень ругали за то, что она вернулась около одиннадцати. Милена неловко соврала, что засиделась у подружки, готовилась к зачету по математике.
И ей поверили. Так что свои посещения театра она тоже маскировала подготовкой к зачетам. А то и просто говорила, что хочет погулять — и ее отпускали, только предупреждали, чтобы возвращалась не позже девяти.
