– Ну, пойдем ляжем, и ты все расскажешь.
– Пойдем…
Белье им полагалось от хозяина квартиры. Они нашли в стенке две подушки – большую и маленькую, несколько старых, зашитых простынь, вафельные протертые полотенца, два колючих одеяла. Кое-как постелили постель и легли, погасив свет. Иван лежал с краю. Он курил, далеко отводя руку с сигаретой, чтобы искры не попали в постель, и слушал тихий рассказ.
– Это началось год назад, – говорила Муха, прижавшись к его плечу круглой теплой щекой. – Алия училась в своем институте. Хорошо училась. На пятерки… Она была на четвертом курсе. Тебе об этом, наверное, рассказали девчонки?
– Да, Майгуль и Бахыт.
– Они хорошие девчонки, только очень наивные, домашние. – Муха погладила его по руке. – Ни черта они не понимают. Алия их не любила. У нее вообще не было друзей в институте.
– Застенчивая, что ли?
– Да нет. Интересы другие. Более… Разнообразные, что ли? Она всегда была у нас такая. Умненькая, грамотная, развитая… А я вот считалась тупицей.
Серьезно! – Муха тихо засмеялась. – А когда меня упекли в ИТК, папа сказал: «Надо отправить Алию отсюда подальше, чтобы Муха на нее не влияла».
А как я могла на нее влиять, из колонии, ну? А ее все равно отправили учиться в Москву. Не только из- за меня, конечно. А до этого она на химкомбинате работала, лаборантом. Тоже папа устроил.
– За что ты села? – перебил ее Иван.
Муха без тени смущения ответила:
– За воровство.
– Машины угоняла?
– Нет, что ты… – Муха опять засмеялась. – Я тогда еще и машину толком водить не умела.
Ничего не умела, дура дурой была, хотя мне уже двадцать три стукнуло. Я квартиру обокрала у одного знакомого. А тот догадался, кто это сделал, нашел меня, сперва избил, гад, потом в суд подал. Короче, для родителей позор и для Алияшки тоже. Но она меня всегда любила. Больше всех. Я два года отсидела как паинька, потом родила…
– На зоне?
– Ага. – Муха замолчала.
– От кого же? – спросил Иван. Он даже сигарету затушил. – От надзирателя?
Она промолчала.
– Не в свое дело лезу, что ли?
– Не в свое, – отрезала она, но тут же прижалась к нему:
– Дело прошлое, а мне все равно обидно. За свою глупость обидно. Да от солдата родила, из тех, которые КСП охраняли. Я с ним не ради денег или продуктов сошлась и даже не ради наркоты, как другие. Просто от скуки. Скука была зеленая! Ну, кто же мог знать, что я залечу? – Она вздохнула, отвернулась к стене и дальше рассказывала, не глядя на Ивана:
– Родила недоношенного, ребенок умер. Меня хотели за нарушение режима наказать, но потом пересмотрели дело. У меня здоровье после родов пошатнулось, и очень сильно. Кровотечение горловое один раз было. Думали – тубик, но палочки не нашли. Короче, меня по здоровью освободили. Я домой вернулась, а Алияшка давно уже в Москве. Я так гордилась! Ты себе не представляешь! Ну а потом и я собой занялась. Что мне там было делать? Нечего, прямо скажем. Работы нет, не на химкомбинат же идти Мать давно не работает, отец – по неполной неделе на том же комбинате. И то под угрозой сокращения.
Опять же, я сидела, кому нужна такая? Хотела какой-нибудь работы покрасивее, но ничего не нашла.
– Знакомая история, – сказал Иван. – Только я ни от кого не рожал.
– Ты и не сидел.
– И не буду.
– Не зарекайся, – посоветовала Муха и продолжала:
– А у нас шикарная охота на сайгаков. Ты себе не представляешь! Там, правда, меткость не нужна.
Сгоняют этих красавцев в большую кучу, когда начинается охотничий сезон, и забивают со всех сторон из ружей. Ну, каждый охотник за это потом получает мясо. Мясо можно выгодно продать. А я всегда здорово стреляла. Меня один знакомый, который так подрабатывал, взял на охоту. Я там уложила, наверное, штук пятнадцать сайгаков. Они на сеть бегут, путаются в ней, падают… Кровь рекой. Бойня, кругом мат, крики, все мужики пьяные… А я одна среди них, как дура, – одна баба. Все остальные бабы неподалеку бешбармак варили, из парного мяса. Ну, поохотились мы. Нарядчик всем записал, сколько кому мяса надо отдать. Мне – больше всех. Мужики смеялись, потом меня напоили. Я мяса наелась, водки напилась, мне спать хочется. Так и уснула у костра. Где-то перед рассветом просыпаюсь – а ты знаешь, как холодно в степи? Ну, думаю, обморозилась… Полезла в машину к этому своему знакомому. А он там кемарит, тоже с похмелья. И наверное, с похмелья мне говорит: «Тебе, Муха, с таким глазомером надо киллершей стать. За людей дороже платят, чем за животных».
И опять задрых. А я сижу рядом и думаю – а не послушать ли его? Ведь все равно больше деваться некуда. Но в нашем городке не развернешься. Сам видел… – Она игриво толкнула его в бок:
– А ну-ка, Ванечка, признайся, что ты там делал? Пришил кого?
– Болтушка. – Иван улыбнулся в темноте. – В гости ездил.
– К кому?
– К тебе. Посвататься хотел.
– Ладно, не говори, обойдусь, – обиделась она. – Но только я не болтушка. Это я так, перед смертью разговорилась.
– Перед какой смертью?
– Да мне скоро конец придет. Ты что думаешь – я шучу?
– Рассказывай, тати видно будет.
– Мне Алия письмо написала… – после паузы продолжала Муха. – Писала, что с деньгами неважно и работы она найти не может. У родителей она стеснялась просить денег. Она ведь знала, что у нас с деньгами совсем плохо. Писала; «Может, ты приедешь, я тебя устрою жить в общаге, ты найдешь работу. Будем жить в одной комнате, ты работать, я учиться». Она по мне очень скучала. Я собрала на билет, у меня как раз остались деньги от продажи сайгачатины, и приехала. Пожила в общаге, посмотрела, как там дела. Алияшка была такая худая. Питалась одной капустой и макаронами. Представляешь? Я ей денег дала, стала работу искать. Но меня нигде не брали без прописки. Короче, я уехала, ничего у нас не вышло. Пожила дома, мне там совсем скучно было после Москвы. Даже пообщаться не с кем. И делать нечего. Опять воровать? Опять садиться? Киллером стать? Это просто смешно. У нас же там население – триста тысяч. Найдут сразу.
– Это точно.
– Видишь, не такая уж я тупая оказалась. А тут опять письмо от Алии. Она мне писала: «Приезжай, теперь точно получишь работу». У нее появилась знакомая со связями. Вот эта Дана, будь она проклята…
Хитрая баба, очень хитрая.
– Я заметил, – сказал Иван.
– Главное, что сперва она вызывает жалость, горячо заговорила Муха. – Она Алияшку тем и купила. Алияшка вообще жалостливая. Понимаешь, я приехала и не узнала сестру. Деньги у нее теперь были. Но это не те жалкие три бакса в час, которые ей Дана платила за уход. У нее были большие деньги. Я спрашиваю – откуда? А она мне отвечает: «Дана меня познакомила с богатым парнем, этот парень меня любит и заботится обо мне».
– А, знаю, о ком речь, – усмехнулся Иван. Сын Жумагалиева? Муха вскочила на колени, так что вся постель затряслась:
– Откуда ты знаешь?!
– Тихо, тихо. Ложись.
