больна, то ты мог бы добиться опеки.
Он отмахнулся и сказал, что это пустые слова. Камилла не знает, о какой женщине идет речь. Та способна на все. Иногда ему кажется, что Ирина не остановится даже перед убийством, если ее довести до белого каления.
– Ей помогает какой-то бес, когда она творит свои гадости, – продолжал он. – Она всегда выходит сухой из воды, и все окружающие считают ее едва ли не ангелом. После развода от меня отвернулись почти все друзья. Она звонила им и настраивала против меня. Женщин, конечно, обработала легко, тут нечему удивляться. Но она и с мужиками нашла общий язык. Когда я пытался им что-то объяснить, они смотрели на меня как на мерзавца.
– Но не Илья, верно?
– Да, он оказался молодцом. Он настоящий друг.
Виталий слегка захмелел, взгляд сделался тоскливым. Камилла втайне его пожалела. Ей всегда было жаль подкаблучников – эта порода чем-то ее привлекала. Возможно, потому, что она была не чужда деспотизма. Ее муж сразу принял все как должное и никогда не пытался ей перечить. Тем более завести речь о разводе. Если бы он это сделал, она бы уважала его намного больше. Зато перестала бы жалеть.
– А потом я и родителей потерял, сперва отца, потом мать… Какой-то бесконечный кошмар… Пытка! Я говорил себе: когда все закончится, мы с Олей постараемся забыть случившееся, заживем по-новому. Мало-помалу обустроимся, не будет этой грязи, этого ада. Никто не будет звонить по ночам, никто не будет караулить на лестнице, чтобы швырнуть в лицо пару матерных слов. Однажды Ирка разбила у нас перед дверью банку… Швырнула ее в Олю, когда та открыла дверь, кричала, что там серная кислота, что сейчас она сожжет Оле лицо!
Камилла уважительно подняла брови. Когда выяснилось, что в банке была вода, она не удержалась от язвительного смеха:
– Твоя первая жена милашка, я начинаю тебя понимать! Теперь, когда ты от нее избавился, ты слишком устал, чтобы быть счастливым. Ей удалось все испортить.
Виталий был потрясен:
– Ты это понимаешь?!
– Еще бы! Так часто бывает, когда ждешь чего-то долго. Напридумываешь себе невесть какого счастья впереди… А когда достигаешь цели, все кажется слишком обычным… Именно поэтому на женщинах, которые слишком долго терзают поклонников, никто в результате не женится.
– А она не понимает этого!
Камилла сразу поняла, что речь идет о его жене. Она хорошо помнила эту худощавую, миловидную и такую обыкновенную женщину. Та была больше похожа на подростка, неуверенного, тихого, замученного комплексами. Но все-таки в ней было какое-то своеобразное обаяние, Камилла заметила это и без помощи Ильи, который всегда восторженно высказывался об этой хрупкой женщине. Сперва она испытывала нечто вроде ревности, когда он так говорил об Ольге, но это прошло сразу после того, как женщины познакомились. Камилла не в силах была поверить, что Илье может нравиться нечто в этом роде.
– Вам надо куда-нибудь съездить, – дала она искренний совет. – На юг, к морю, туда, где жарко.
Где ничто не связано с твоей Ириной. И не на пару дней, как минимум на две недели. Вы давно отдыхали?
– Никогда. – Он подпер кулаками щеки, в его взгляде плескалась тоска. Казалось, Виталий наслаждается своим горем. – Теперь собираемся, но вряд ли куда-нибудь поедем.
– Почему? Денег нет? – У нее едва не сорвалось «могу одолжить», но она быстро опомнилась. Не хватало еще давать в долг чужим людям. Симптом был тревожный – Виталий начинал все больше ее интересовать. Она выругала себя Что в нем такого, комок проблем и натянутых нервов, никакого удовольствия не получишь, мужчина-мальчик, сколько можно связываться с такими…
– Деньги у нас есть. Нет желания. Во всяком случае, у меня.
И, переведя взгляд на Камиллу, он добавил то, что окончательно ее сразило. Он сказал, что если бы он поехал куда-то, то только с ней. У нее-де потрясающий смех и такие глаза!
Женщина даже не нашлась с ответом. Когда ей говорили нечто подобное, да еще на втором часу знакомства (а они все равно что познакомились заново), она обычно отбривала собеседника так, что у того пропадала всякая охота продолжать. Камилла любила, когда за ней ухаживают, даже если подоплека ухаживания была ясна. Но тут… Виталий говорил очень уж искренне. Без тени шутки, без намека на голую похоть. В этом было что-то детское, это слово опять пришло ей на ум. Мальчик. Не знает даже, как нужно браться за дело. Совершенно не умеет соблазнять. Ведь нельзя выражаться так, в лоб, можно все испортить…
– Ты все еще с Ильей? – спросил он, не сводя с нее глаз.
Камилла откашлялась. Собрав остатки юмора, она поинтересовалась, как это возможно жить с человеком, который давно пропадает за границей. Секс по телефону – это для подростков и импотентов.
– Значит…
– Значит, я замужем и у меня трое детей, – резко ответила она. – И вообще, ничего это не значит! Я просто сижу тут и слушаю твои жалобы, не больше. Слушаю и поражаюсь! Нашел на что жаловаться, жизнь не удалась! Ты избавился от сумасшедшей стервы, женился на любимой женщине. Устал, конечно, но с кем не бывает? А ты представь, что развод не удался и ты сейчас по-прежнему живешь с Ириной?
Он сказал, что не желает ничего представлять. И просит не читать ему нотации. Заверил, что все время, прошедшее с того памятного визита Камиллы с Ильей, он вспоминал ее. Вот это действительно важно, это кое-что значит, а все остальное – чепуха.
– Не может быть, – растерялась женщина. – Ты придумываешь… Тебе просто неохота идти домой. Это даже… некрасиво!
Она встала, нашла на подоконнике свою сумку. Нужно было уходить, причем немедленно. Камилла красноречиво взглянула на часы. Если она не вернется домой к девяти, придется что-то объяснять. А это всегда травма, не столько для мужа, сколько для нее. И потом, эта стирка… От дочери не дождешься, чтобы та постирала хотя бы свой носовой платок!
– Если ты уйдешь, я покончу с собой, – вдруг сказал Виталий, не двигаясь, однако, с места.
Она обернулась, глаза у него были такие отчаянные, что Камилла моментально положила сумку на место. Присела к столу, стараясь, чтобы под ней не скрипнул табурет. Ей уже хотелось нравиться…
– Черт с тобой, – сказала она, но голос прозвучал вовсе не сердито. Скорее снисходительно, почти нежно. – Давай допьем эту бутылку и ты сбегаешь за новой. Но с условием: через два часа мы разойдемся – каждый в свою сторону.
Но через два часа все изменилось настолько, что она уже не думала о возвращении домой, о муже, об Илье, о хрупкой женщине с испуганными глазами, которая почему-то так ему нравилась…
Он говорил о сломанной жизни, о разочаровании, об одиночестве. О том, что ей никогда не приходило в голову отнести на свой счет. Но его слова почему-то трогали, попадали в цель. Он говорил о той поре, когда женился в первый раз. О жене, которая из ангела (это слово он возненавидел) постепенно превращалась в фурию. О том, как собственный дом мало-помалу становился для него камерой пыток. Моральных пыток – тягучих, мучительных, бесконечных. О том, как Ирина будила его среди ночи, чтобы задать вопрос, который не успела задать вечером. Она могла спросить о чем угодно, от пустяка до чего-то важного. Важного только для нее. Например, как выглядит его сослуживица, имя которой он дважды упомянул за последнюю неделю. И не было смысла убеждать ее, что та женщина ничуть его не интересует.
– Я боялся отрыть рот, назвать хоть какое-то имя, – признался он. – Все превращалось для нее в намек… Она все время шла по какому-то следу, но я ведь был ни в чем не виноват! Я ей тогда даже не изменял! Я любил ее!
Камилла слушала, прикрыв ладонью глаза. Время от времени она начинала думать о своем, и голос Виталия служил только фоном. Она думала о том, как и когда ее собственная жизнь превратилась в цепь бессмысленных, однообразных романов. Равнодушие ее мужа было полной противоположностью подозрительности Ирины. И оно было таким же тяжелым. Первый раз она изменила ему только из чувства противоречия. Хотелось разбудить его, втолковать, что рядом живая женщина, не муляж, не манекен, не
