отличное объяснение: якобы ему как всемирно известному писателю часто приходится бывать на приемах в иностранных посольствах. И очень, мол, несолидно подъезжать к посольствам на «волге», поскольку иностранные деятели обязательно лорнируют: на чем таком ездит высокопоставленный сотрудник администрации президента, и, наверное, бедна у нас администрация, раз советник президента ездит на «волге».
На уровне хозяйственников вопрос пробить не удалось, пришлось идти к Кускусу. Там номер прошел, и Игнатию уже наутро подали к подъезду BMW. Ложкой дегтя для Валентины стало сообщение водителя о калининградской сборке. Но внешне-то не заметно, калининградская она или немецкая, так что понемногу она свыклась и с этим несчастьем. Старик любил «своих женщин». Валентина младше его на целое поколение. Считается, что когда пожилые мужчины женятся на относительно молодых дамах, они тем самым как бы подсознательно стараются удержать бег времени, отодвинуть свою старость. На самом же деле в таких случаях происходит одна и та же метаморфоза, и примерам несть числа: уже через пару лет такая жена выглядит значительно старше своих ровесниц, а в конце концов, по прошествии более длительного времени, она догоняет мужа. Я имею в виду внешне. Когда они рядом, кажется, что перед тобой ровесники. Кстати, точно так же постепенно хозяева становятся похожи на своих собак.
А дочь Маша родилась, когда Игнатию было 57 лет. Это, конечно, не рекорд, он побит в последнее время сразу несколькими известными личностями, в основном актерами. Да и если обратиться к истории, примеров тоже найдется немало. Вон отцу Конфуция, когда он родился, вообще было 86 лет, и ничего — вырос талантливый сынок, не олигофрен. А все ж, согласитесь, по-житейски рассуждая, такое соотношение не совсем нормально. Разрушает сложившийся тысячелетиями алгоритм смены поколений. Пока Маша была младенцем, а потом школьницей, Игнатий с ужасом представлял себе, как он умирает, а она остается сиротой в совсем юном возрасте. Он сам в детстве рос без отца, так что знал, что это такое. Любое желание этого позднего ребенка было для него законом, любой каприз — руководством к действию. Такая педагогика дала свои плоды: из ребенка вырос деспот. Когда Игнатий это обнаружил, было уже поздно. Маша плотно села ему на голову. И даже свесила ноги.
Игнатий Присядкин в детстве несколько лет жил в детдоме, после окончания Литинститута быстро женился и столь же быстро развелся, так что большую часть жизни провел неустроенным бобылем. Оба его нынешних домашних деспота все ж таки были его семьей. Он это ценил. Тем более что под конец жизни его слабые мозги нуждались в постоянном контроле и подстраховке. Да и карьерным ростом он был всецело обязан Валькиной звериной интуиции и умению в кратчайшие сроки развернуть на голом месте развесистый многоходовый пиар. Название его должности звучало шикарно: «советник президента». На самом деле с президентом ему доводилось встречаться не чаще двух раз в год. Видимо, президент советовался с какими- то другими советниками, или же вообще ни с кем не советовался. Редкие встречи носили весьма формальный характер. Это сильно обескуражило Присядкиных. Они рассчитывали совсем на другие отношения. И готовились к другим отношениям. Например, сразу после указа о назначении они взяли себе щенка — сучку породы лабрадор — точно такую, какую показывали по телевизору рядом с президентом. Да еще так вышло удачно, что это был отпрыск другой известной московской сучки — лабрадорши, жившей в доме немецкого посла. Одним махом можно было неформально сдружиться и с послом Германии (позже читатель поймет, почему именно Германия так притягивала внимание Присядкиных), и, возможно, с самим президентом. Аж дух захватывало. Увы, надеждам не суждено было сбыться: посол вскоре был отозван на родину, а добраться до президента оказалось сложнее, чем взойти на Эверест. Собака, которую немцы неизвестно с какого перепугу назвали легким балетным именем Жизель (из-за породистости переименовать ее не представлялось возможным), оказалась препротивным жирным существом, у которого из носу почему-то все время текли сопли. Более того, она оказалась единственной на весь пятиподъездный дом сучкой, и в периоды естественных недомоганий, проще говоря во время течки, за ней бегали все местные кобели. Даже те, что были у хозяев на поводках, завидев Жизель, выкручивали своим владельцам руки, вырывались и устремлялись к суке. Кроме того, аккуратистку Валентину раздражало, что собака тащила в квартиру на лапах всякую грязь. Все это, конечно, было неприятно, сучка причиняла массу неудобств, и со временем Присядкины начали ее дружно ненавидеть. Тем более, что пользы она никакой своим хозяевам, вопреки прогнозам, так и не принесла. Поначалу Валентина совершила большую тактическую ошибку. Первое время она пребывала в полнейшей эйфории от поздравлений, приглашений, расспросов. Но вскоре обнаружила, что ей просто нечего рассказать людям о президенте и его намерениях, так как президент категорически не желал встречаться со своим советником. Это ее угнетало. Поэтому когда, наконец, первая встреча состоялась, Валентина пришла в такое возбуждение, что обзвонила телеканалы и редакции газет и организовала целую пресс-конференцию, на которой Игнатий битый час, надувая щеки, пересказывал 15- минутную беседу с руководителем государства. Наутро ей позвонил предшественник нынешнего главы администрации Мишина, одиозный бородач Болотин (Кузьма Кузьмич тогда был его замом) и вправил мозги. Он ей объяснил, что если назначенный за пять месяцев до этого советником человек с такой помпой освещает в прессе свою рабочую беседу с президентом, значит одно из двух: либо президент именно с Присядкиным никогда не встречается, либо президент за полгода вообще не встретился ни с кем. «Первое пусть будет на вашей совести, Валентина Анатольевна, а вот второго эффекта мы точно не хотим».
Дома Игнатий застал такую картину. Валентина мило щебетала по телефону с нужным человеком — немецкой консульшей («Розочка, дорогая, какая же ты умница, как здорово ты придумала»), время от времени отодвигая трубку в сторону и делая выразительные гримасы, из которых следовало, что от «дорогой Розочки» ее уже тошнит. А дочь-подросток, по-мужицки развалясь в кресле, пожирала гигантский бутерброд с ветчиной, одновременно со скучающим видом перелистывая страницы толстенной «Всемирной истории отравлений».
Игнатий вдруг ясно представил, как в свое время родная дочь, узнав о его изгнании из администрации, тут же на практике применит знания, почерпнутые во «Всемирной истории отравлений», а пока он корчится в муках на полу, Валька довершит дело, затянув на его шее телефонный шнур. Пока Валентина не закончила свой дипломатический разговор, Маша молчала, делая вид, что увлечена чтением и едой. Как только трубка была положена, любящая дочь сказала злобно:
— Ну что, явился, старый мудак?
— Маша, заткнись! — среагировала Валентина, — Что он тебе сделал?
— Он не прислал мне машину к школе. Наседкина точно подумала, что у нас ее отняли.
— Как он мог прислать машину, — вступилась за мужа Валентина, — если он был у Кузьмы Кузьмича. Кстати, как там Кузьмич? Ты сказал ему про вертушку?
— Нет, не получилось. Он пытался говорить со мной по делу.
— По делу? Плохо. Надеюсь, ты не сморозил какую-нибудь глупость?
— Кажется, не сморозил, — покривил душой Игнатий. Если бы Валентина услышала, чем у него закончился разговор с Кузьмой Кузьмичем, она точно начала б его долго и нудно пилить. Этого Игнатию не хотелось.
— Нет, я их все-таки не понимаю. Советник президента — а в доме нет вертушки.
— Валентина, зачем нам вертушка?
— Ты что — идиот? Во-первых, мы ее поставили бы в коридоре, на видном месте. Раньше на них были советские гербы, сейчас что — орел что ли, не помнишь?.. А что ты вообще помнишь… В любом случае все сразу будут знать, что у нас в доме правительственная связь. А дом с правительственной связью — это совсем не то, что дом без правительственной связи. А во-вторых, если надо куда-то звонить с просьбами, лучше уж, наверное, с министром по вертушке соединяться, чем через секретаршу. Уж точно не откажет.
— Валя, на работе у меня и так стоит вертушка, ты же видела. Я всегда могу ей воспользоваться. Но должен тебе сказать, что сейчас все взяли моду даже к вертушке подходить через секретаря.
— Ну, по крайней мере, если ты звонишь по вертушке, тебе не отказывают.
— Мне и так не отказывают. Я ж советник.
— Какой ты на хер советник! Я — советник.
— Мама… — укоризненно сказала с кресла дитя-злодей, сама, между прочим, не чуравшаяся в узком домашнем кругу крепкого русского словца.
— Какой ты советник, — продолжала Валентина, — если ты ездишь на машине калининградской
