— Ммммммммммммммммммммм….
— Простите, я вас не понял.
— Ммммммммм….
Президент подошел к письменному столу и нажал кнопку селектора: — Сергей, по-моему, Игнатию Алексеевичу дурно. Помогите ему выйти. И попросите Кузьму Кузьмича ко мне заглянуть. Ординарец бережно, под руку вывел Игнатия из кабинета. В дверях они чуть не столкнулись со спешащим к президенту Кускусом. Кузьма Кузьмич внимательно поглядел в глаза Игнатия, понял абсолютно все и зашел в президентский кабинет.
…И тут Игнатий проснулся на заднем сиденье машины. Впереди сидели водитель, имя которого Игнатий забыл, и Валентина. Она была мрачнее тучи. «Черт, приснилось это мне? Или было на самом деле?»
Кускус был в прекрасных отношениях со всеми силовиками. Но только с одним из них дружил, что называется, семьями. По выходным они по очереди ездили друг к другу в гости — встречались на одной из дач и дружно, вместе с женами и детьми, поглощали за хорошей выпивкой шашлыки. Или же потребляли что-нибудь, приготовленное на уличном гриле: курочек, рыбку, свиные ножки.
— Ну что, Кузьма Кузьмич, завтра мы к вам или вы к нам? — звонил обычно в Кремль по пятницам «пан директор», как его шутливо называл Кускус.
— Ну давайте на этот раз вы к нам приезжайте, — отвечал ему кремлевский друг. И действительно, в субботу ровно в два часа дня, как и договаривались, силовик с женой и двумя машинами охраны въехал в ворота дачи Кузьмы Кузьмича, располагавшейся аккурат по соседству с президентом, в Ново-Огарево. Одни охранники обменялись рукопожатиями с другими охранниками. На территории, подведомственной чужим спецслужбам, телохранители силовика тем не менее не расслаблялись. Они группой расположились хоть и в отдалении, но так, чтобы не упускать из виду охраняемое лицо, то есть своего собственного начальника. Многочисленная челядь Кускуса суетилась под большим полосатым тентом, где как раз накрывали стол и расставляли плетеные кресла. Повар колдовал у большого крытого мангала. Это был специальный шашлычный повар, второй — обычный — находился на кухне внутри дома. Конечно, когда обычные люди приезжают друг к другу на дачу на шашлыки, они общими усилиями их готовят. Причем приготовление шашлыка является не менее важной частью совместного времяпрепровождения, чем даже их потребление. В данном случае на долю как гостей, так и хозяев осталась одна-единственная функция: съесть то, что поставят на стол. Ведь это были не обычные люди, а государственные мужья. Еще не хватало им сажей перемазаться. Не обязательно все делать лично. Все равно приятно, когда при тебе раздувают огонь, сгребают в кучу угли, когда куски мяса вытаскивают из маринада и вместе с кольцами лука нанизывают на шампуры, потом аккуратно размещают над жаром, спрыскивают их водичкой, заботливо переворачивают, чтоб не подгорели. Приятно, когда от того места, где готовится это изысканное блюдо, до тебя долетает дымок, и ты заранее, по дымку, можешь определить примерно, какой же будет на этот раз вкус шашлыков. Жир капает с мяса вниз, и угли начинают шипеть и дымиться. А если угли угасают, на них можно направить струю воздуха из специальных мехов. А ты сидишь где-нибудь поблизости. И наблюдаешь за процессом, и внюхиваешься, и пропускаешь по маленькой под малосольный огурчик, взятый из миски не вилкой, а прямо рукой. Рукой можно — ведь это же еще не застолье. Это еще подготовка к нему. Жены и дети обычно в это время занимаются какими-то своими делами. Их зовут, когда уже все готово. И вот в эти приятные минуты подготовки к застолью разговаривают обычно мужчины на темы, какие не хотелось бы им поднимать в присутствии семей. То есть говорят либо о рыбалке, либо о футболе, либо о работе. В данном случае разговор сам собой начался с третьей темы.
— Слыхал, что в четверг Присядкин у нас отмочил? — спросил, крякнув после рюмашки, Кускус у своего друга.
— Да нет, откуда ж?
— Он в кабинете у президента вырубился!
— Сознание потерял?
— Да нет. В том-то и дело. У него произошла потеря памяти.
— Неудивительно. У вас в администрации, мне кажется, старше уже просто никого не осталось.
— То, что мы его держим, это вопрос политический. Естественно, от старика никакой пользы как не было, так и нет. Надеюсь только, что сейчас, после инцидента, удастся его на покой отправить…
— А я думаю, что не удастся. Смысл… Президент, мне кажется, у нас ничего не делает, если не видит явной политической пользы… Ну а что случилось-то? Как это — потеря памяти? — Вроде б был вызван и просидел молча. На вопросы не отвечал. Даже попрощаться не мог толком. Был полностью неадекватен, не понимал, к кому пришел и зачем. Естественно, прибежал дежурный врач. И, представь, его супруга врачу сказала, что у него в течение суток уже второй такой случай. Уверяет, что побюллетенит и выйдет на службу как огурчик. Врач другого мнения. Рекомендовал, не откладывая в долгий ящик, сделать полное обследование. Ну не знаю, я б тоже хотел знать, каков диагноз будет в конечном итоге.
— Тут мне кажется не диагноз важен, а прогноз…Кстати, супруга, я слышал, там та еще… Кускус как раз в этот момент опрокидывал еще одну рюмашку, и его всего передернуло. Неизвестно, от водки или от воспоминания о Валентине.
— Да, в этом смысле ему можно только посочувствовать.
— Не говори… — и «пан директор» глубоко задумался. Возможно, он обдумывал какие-то свои семейные дела.
— Он когда приходил ко мне с какой-то просьбой, я по его обреченному виду сразу понимал, кто за этой просьбой стоит. Она им крутит, как хочет. Невозможно без боли смотреть на мужика, попавшего под каблук к жене. «Не на меня ли он намекает?» — с тревогой подумал директор крупнейшей мировой спецслужбы.
— А так по ее внешнему виду не скажешь, — продолжал Кускус.
— Когда ее со мной Присядкин впервые знакомил… кажется, на новогоднем банкете в Кремле… точно, там… я подумал: надо ж, какая интеллигентная женщина. В очёчках, скромненько так одета, неброско. И Давилкин мне говорил, что наивнейшее создание, где-то в облаках витает. А я нюхом чую: стерва, подмяла мужа под себя и каблуком придавила.
— Ну да, у меня те же сведения. Когда меня президент месяц назад попросил подготовить вопрос Присядкина, я, естественно, запросил, что у нас есть. Кроме того, агентуру поднапрягли дополнительно. Оказалось, что именно супруга у них ведет все переговоры с иностранцами, причем, замечу, некоторые из них подозреваются в разведывательной деятельности. В разговорах с ними чернит нашу внешнюю и внутреннюю политику. У нее на проводе висят самые наши оголтелые правые. Беспрерывные идут консультации. Круг общения еще тот.
— Ну да, общается со всеми обиженными и отставленными, типа Сутарова или Хилаева.
— Да-да, помню, это ж я тебе и приносил тогда данные оперативного наблюдения. Сбивает мужика с пути истинного. А она не еврейка ли часом, как-то я раньше не задумывался?..
— Нет, точно русская. Хотя внешне… черт ее знает… может, и еврейка.
— Да… Типичный случай.
— Но с другой стороны, без таких жен мужья карьеру бы не сделали.
— Ну это неизвестно. В данном случае она как раз все делает, чтоб карьере своего супруга повредить.
— Николай, какая карьера в семьдесят четыре года! Ты подумай. Мы с тобой в этом возрасте уже не о карьере, а о манной каше думать будем…
— Ну да. У меня папаше тоже 74. Выходит, ровесник нашего карьериста, — и «пан директор» хихикнул. Он вспомнил, в какую развалину превратился его отец, которого он как раз недавно навещал.
— И моему 74. Надо же, какое совпадение. Твой-то в Питере живет? — В Питере. А то где же? — Ну да, понятно. Тут на горизонте появились жены. Они, не торопясь, занятые каким-то своим женским разговором, спустились из дома по ступенькам и двинулись по направлению к мужчинам. Те быстренько махнули по рюмочке холодной водки, крякнули, закусили огурчиком. И Кускус торопливо спросил, чтоб закруглить разговор: — Насколько я знаю, президент на днях нас призовет по поводу Присядкина советоваться. Твое какое мнение?
— Мое такое, что не тронь говно, оно и не завоняет.
