— Давайте поедим! — наконец не выдержал я и остановился. Есть хотелось давно, но я всё терпел, ждал, чтобы кто-нибудь другой предложил.
Митяй, видно, тоже хотел есть. Он сразу же остановился и скомандовал:
— Петька! Беги скорей за сучьями, разводи костёр!
Мы сели на землю, а Петька-профессор, ни слова не говоря, окинул рюкзак и пошёл в лес.
— Хорошая это штука, когда за тебя всё делают, — мечтательно сказал Митяй. — Теперь я понимаю древнегреческих рабовладельцев…
Появился Петька с охапкой хвороста, и мы прекратили этот разговор.
— А что будет есть он? — спросил Митяй и посмотрел на Петьку-профессора. — У нас на него провианта не запасено…
— И у меня ничего нет, — смущённо сказал Петька. — Я думал, сразу к завтраку приду…
— Думал! Индюк тоже думал, да в суп попал! — передразнил его Митяй и засмеялся. — Ну ладно, садись!
Мы испекли три больших картофелины, взяли по два куска хлеба, запили водой из речки, но всё равно не наелись.
— Н-да! — задумчиво сказал Петька-профессор. — Завтрак не очень-то. Вот кашу тётя Груша варит — это да! Её бы сюда тарелки по две…
Я проглотил мгновенно набежавшую слюну и закричал на него:
— Ты брось эти разговорчики! Надо тебе каши — иди назад в лагерь и ешь сколько влезет! И вообще, хватит трепаться, пошли!
Я встал и начал затаптывать остатки костра.
— Пойдём лучше по лесу, — сказал Петька. — Будем грибы собирать, потом испечём…
И мы свернули с берега в лесок. Впереди шёл Митяй, за ним Петька с рюкзаком на спине, потом я.
Солнце уже совсем вверху, никаких грибов чего-то не попадалось.
— Ну и жара! — остановился Митяй и вытер пот со лба. — Как в Африке!
— Подумаешь, жара, — засмеялся Петька. — Градусов тридцать — не больше!
— А тебе что, мало? — спросил я.
— Это ерунда, тридцать градусов. Вот в Ливии есть такое место — Эль-Азизия. Это самое жаркое место на земле — «полюс жары»! Так там в тени пятьдесят восемь градусов!
Все это Петька произнёс с таким учёным видом, что стерпеть было решительно невозможно.
— А ты откуда знаешь? — удивился я. — Выдумал какой-то «полюс жары»…
— Ничего не выдумал! Есть ещё и «полюс холода» — в Якутии, в Оймяконе. В феврале там семьдесят «один градус холода. Вот! Я знаю, я читал…
Спорить с Петькой я не стал. Может быть, и правда есть такие полюса. Приеду в город-спрошу у географички. Если он наврал — настукаю по шее. А вообще-то очень может быть. Петька всё знает — недаром его «профессором» прозвали…
Шли мы, шли и скоро опять устали. И есть ещё больше захотели. А грибы всё не попадались, всего пяток несчастных синявок нашли.
— Ищите лучше, — говорю я Митяю и Петьке, — а то без обеда останемся.
— Что мы сюда за грибами, что ли, пришли! — рассердился Митяй. — Попадутся — хорошо, не попадутся — не надо! Нужно скорее вперёд идти. Пещера, наверное, уже близко.
И мы пошли вперёд.
По моим подсчётам, мы прошли уже километров пятнадцать, а никакой одинокой сосны не встретили. Больше того — река текла прямо, без всяких поворотов. И я вдруг понял, что найти эту пещеру — не такое простое дело.
— Давайте-ка отдохнём да грибы съедим, — вдруг предложил Митяй и лёг под дерево.
Мы с Петькой, конечно, спорить не стали и пристроились рядом.
Петька костёр разжёг и стал нашу добычу — пять грибов — печь на палочке.
Когда они испеклись — стали совсем маленькими, чёрными, но мы их съели с удовольствием. Конечно, это не гречневая каша со сливочным маслом, но всё-таки…
От реки потянуло прохладой, послышалось громкое кваканье лягушек. Костёр горел весело и жарко. Петька аккуратно подбрасывал сучья. Словом, всё-было бы отлично, если бы не так подводило животы…
— Говорят, во Франции лягушек едят, — негромко сказал Митяй и вздохнул.
— Хочешь попробовать? — засмеялся я. — Ты каких больше любишь — жареных или варёных?
— Лягушек в Америке едят, даже специально разводят! — вдруг сказал Петька-профессор. — Есть такая лягушка, называется быком, лягушка-бык. Весит она шестьсот граммов, длина её — двадцать сантиметров. В США её ловят до ста миллионов штук каждый год.
— Сколько? — удивлённо опросил Митяй и даже рот раскрыл.
— Сто миллионов!
— На лягушек там охотятся из ружья, ловят на удочку и сетями, как рыбу. Эта лягушка ест даже птенцов. А квакает она — за три километра слышно. Как бык ревёт — потому её так и прозвали.
— Ну и мастер ты сочинять! — Митяй вздохнул. — Просто завидно, какие у тебя выдающиеся способности к вранью.
— Приедем в город — я тебе книжку покажу, — обиделся Петька. — Очень интересная книжка, «Занимательная зоология» называется. Я её пять раз подряд читал, почти наизусть выучил…
— Слышь, Петька, — вмешался я в разговор, — ты не забудь, книжку эту обязательно принеси. Понял? А сейчас расскажи ещё что-нибудь интересное.
— Интересное? — Петька замолчал на секунду, а потом спросил:
— Какое самое большое животное на земле?
— Слон! — уверенно сказал Митяй.
— Сам ты слон, — засмеялся Петька. — Синий кит!
— Какой кит?
— Синий! Он тридцать три метра в длину и весит сто пятьдесят тонн, столько же, сколько тридцать слонов! Одно его сердце весит семьсот килограммов, а язык — две тонны…
Костёр горел ярко-ярко, было тепло, ноги гудели от усталости. Петька-профессор рассказывал про каких-то черепах, которые живут по двести лет. Было очень интересно, но глаза мои слиплись, и голос Петьки становился всё тише и тише. Я и сам не заметил, как уснул.
ТАИНСТВЕННЫЙ ВЫСТРЕЛ
…Огромный синий кит полз прямо на меня, сердито размахивая хвостом. Изо рта у него высовывался, как у собаки, длинный язык, тот самый, что весом в две тонны.
Но я не испугался, поднял ружье и…
Выстрел! Я вскочил. Я только что слышал выстрел! Неужели приснилось?
Митяй и Петька сладко спали у догорающего костра. Деревья стояли чёрные, мрачные. От тишины звенело в ушах. Мне вдруг стало жутко, мурашки побежали по коже.
Я быстро подбросил в костёр сучьев. Они затрещали, ярко вспыхнул огонь. Страх сразу пропал, стало тепло.
«Неужели приснилось? — подумал я. — Вот чёртов кит! Только проснулся из-за него».
Я собрался снова лечь спать, но вдруг где-то опять хлопнул выстрел. Я так и подскочил.
— Митяй! Петька! Вставайте! — заорал я что было силы.
Они сразу вскочили.
— Что случилось? Чего орёшь? — сонно спросил Митяй.
— Стреляли где-то недалеко, — сказал я теперь почему-то шёпотом.
Мы замерли, напряжённо вслушиваясь в тишину ночи. Но всё было тихо.