расставленные на дистанции нескольких метров друг от друга старинные венецианские фонари на изящных мраморных опорах, я совершенно некстати подумала, что в Советском Союзе такие здания обычно отдают пионерам и школьникам. Хотя, кто знает, может быть, принадлежи такие здания частным банкам, советские пионеры и школьники, а точнее, их замотанные в поисках денег и дефицита родители, были бы чуть богаче и счастливее…
Описание девушки из службы информации оказалось точным: первую же дверь налево, на восемьдесят процентов состоявшую из очень красивого, рифленого стекла с тонкими хрустальными прожилками, украшала солидная бронзовая табличка, на которой было выгравировано готическим шрифтом, но по-английски:
«Д-р Роберт Эверт, менеджер».
Я потянула бронзовую ручку вниз и вошла.
В пяти метрах от меня, за огромным письменным столом, сидел постаревший лет на пятнадцать… Юджин Спарк собственной персоной. Последнее, что я успела запомнить в этой сюрреалистический картине перед тем, как грохнулась на ковер без признаков жизни, был матовый плафон многорожковой люстры под лепным потолком, который на глазах раскатался в лист ослепительно белой бумаги…
Придя в себя, я увидела, что сижу в глубоком кресле, на подлокотнике которого удобно расположился Юджин и одной рукой обмахивал меня сложенной вчетверо газетой, а второй беспомощно гладил по голове.
—
Вэл? — он спросил тихо и по-русски. — Ты как?
—
А ты? — Мне с трудом удалось разлепить губы. Руки и ноги полностью отказывались подчиняться.
—
Ты почему такая слабонервная?
—
А ты почему так постарел?
—
Я не постарел… Это просто грим.
—
Зачем? Ты что, работаешь в театре?
—
Ты очень тупая девочка… — Он наклонился и поцеловал меня в мочку уха.
—
Где ты был, урод? — я задала вопрос шепотом вовсе не из соображений конспирации, а потому, что горло наотрез отказывалось пропускать полноценные звуки. — Куда ты запропастился, подлый мужчина? Ты меня бросил, как последнюю шлюху, даже не сказав, что бросаешь!.. Бросил одну, в гостинице, на каких-то типов, которых я в глаза не знаю!.. Я тебя ненавижу, подлый тип, изменник, шлендра!..
—
Объясни последнее слово, я не совсем понял, что ты имеешь в виду?
—
Эта сука мне ничего не сказала, — шептала я, все еще не веря, что рядом со мной сидит действительно ОН. — Знала ведь, гадина, и не сказала. Психолог, мать ее русскую!..
—
О ком ты?
—
О Паулине.
—
Она тебя любит.
—
А я ее ненавижу!.. Ты почему улыбаешься?
Он опять склонился к моему уху и прошептал:
—
Я бы плакал, если бы ты умерла…
—
Не дождешься! — огрызнулась я, приникая к родному лицу.
—
Надеюсь, — прошептал он и выпрямился. — У нас нет времени, Вэл.
—
Опять?!
—
Я потом все объясню.
—
Значит, ты все?..
—
Да, родная. Так было решено с самого начала… — Он окинул меня внимательным взглядом. — Я тебя не очень огорчу, если спрошу, где ты выкопала этот наряд?
—
Не нравится?
—
Ты похожа в нем на дорогую проститутку.
—
Я же не спрашиваю тебя, когда ты успел постареть и стать доктором Робертом Эвертом.
—
Ладно, потом разберемся…
Он стремительно вернулся к письменному столу, выдвинул ящик, вытащил засургученный пакет и протянул его мне:
—
Возьми, Вэл. Положи его в сумку. И иди туда, куда должна идти. Ничего не бойся, родная. Все уже почти позади…
—
Ты опять куда-то отправляешь меня, — пробормотала я, глотая слезы. — У тебя вообще нет сердца, да? У этого дебила пистолет… Эта сучка обещала мне вырвать носоглотку…
—
Господи, Вэл, что случилось с твоими мозгами? — Он вернулся к креслу, схватил меня за плечи и прижал к себе. — Ну, подумай, родная! Раз я здесь, с тобой, разве я могу допустить, чтобы тебе причинили даже крупицу боли? О какой носоглотке ты говоришь?! Тебе больше ничего не грозит! Ни- че-го! Осталось сделать только то, о чем я тебе прошу: вытереть слезы, спокойно подойти к тем, кто тебя послал сюда, и передать им этот пакет. Все! Верь мне, любимая, это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО все! Я клянусь моей любовью к тебе, моей жизнью!..
—
Раньше ты говорил, что это одно и то же, — пробормотала я, чувствуя, как ворсинки его пиджака щекочут нос.
—
Не придирайся к словам!
—
Зачем ты обозвал меня проституткой?
—
Я пошутил, глупая!
—
Я плохо выгляжу?
—
Ты выглядишь потрясающе!
—
Ты мне врешь, Юджин?
—
Ты мне не веришь?
—
Я подурнела?
—
Ты стала еще прекраснее. Хотя мне всегда казалось, что это невозможно даже теоретически!
—
Ты меня настраиваешь на последний шаг, да?
—
Я тебе скажу сейчас одну вещь, после которой ты перестанешь задавать вопросы и уйдешь. Договорились?
—
Какую вещь?
—
Сначала пообещай.
—
Сначала скажи.
—
Так мы не договоримся.
—
Хорошо. Я уйду.
—
Сегодня вечером я приглашаю тебя в ресторан.
—
Замаскированную под поднос официанта?
—
Я серьезно, Вэл!
—
А потом?
—
А потом мы поедем в отель.
—
Поклянись здоровьем своей матери, что ты говоришь правду, — тихо потребовала я. — Сейчас же!
—
Клянусь!
—
Помнишь, что я тебе говорила? Нет греха страшнее, чем вселять зряшную надежду в сердце девушки.