пражской любовницы, которую она благородно пожертвовала тебе на две ночи?
— Почему только на две? — тыльной стороной ладони он вытер мой левый глаз, черный от слез и домо-настырских остатков туши «Луи-Филипп».
— А на сколько?
— Потом, — Юджин повернул ключ зажигания и врубил мотор. — Все потом, дорогая.
— Когда потом?
— Когда приедем.
— Когда куда приедем, милый? В Америку? В очередной монастырь? На Лубянку? Право, я даже не знаю, где нас с тобой ждут с большим нетерпением!..
— Вэл, ты можешь потерпеть десять минут? Ну максимум пятнадцать?
— Да Господи! — взревела я. — И это ты спрашиваешь меня?! Меня, которая…
— Понял, — коротко кивнул Юджин и рывком тронул машину с места. — Уже поехали.
— Я только хочу сказать тебе одну вещь.
— Какую?
— Знаешь, что говорят женщины в русской глубинке, когда в полном одиночестве пьют четвертый стакан чая без сахара, лимона и варенья?
— Что ненавидят Политбюро ЦК КПСС и все советское правительство, оставившее их без сладкого, — не отрываясь от дороги, ответил Юджин.
— Дурак!
— Тогда не знаю.
— Они говорят: «Господи, хорошо-то как! Не умереть бы от счастья!..»
— И что? — он недоуменно пожал плечами.
— Кажется, теперь я их понимаю…
27
Швейцария. Цюрих
Ровно в десять утра в кабинете главы представительства «Аэрофлота» в Цюрихе мелодично звякнул телефон.
— Господин Онопко? — английский звонившего явно выдавал его американское происхождение.
— Да, я слушаю.
— Мне порекомендовал позвонить вам герр Шпильхауз.
— Речь идет о двух билетах в Асунсьон?
— Нет. Я поменял решение и лечу в Оттаву.
— Я ждал вашего звонка.
— Мне это сказали.
— Когда бы хотели встретиться?
— Как можно быстрее.
— В Цюрихе?
— Я бы предпочел Женеву. Конечно, если вы не возражаете.
— Почему бы нет? Когда и где именно?
— Сейчас десять. Давайте встретимся в четыре у входа в мавзолей герцога Карла Брауншвейгского. Там постоянно сидит торговец кормом для голубей. Возле него.
— Как я вас узнаю?
— Я узнаю вас. Всего доброго, господин Онопко!..
В трубке запульсировали гудки отбоя.
За долгие годы работы в разведке Виктор Иванович научился на все реагировать философски. То есть не терзать себя загадками и сомнениями, когда само время может все прояснить. Вот почему полковник не стал ломать голову над вопросом, откуда его знает неизвестный абонент, и вдавил почти незаметную кнопку звонка в панели модернового шведского стола.
Через несколько секунд на пороге кабинета вырос невысокий худощавый молодой человек в «протокольном» темном костюме и скромном галстуке.
— Вызывали, Виктор Иванович?
— Игорь, когда нам надо выехать, чтобы быть к четырем в Женеве?
— Домой не заедете?
— Нет.
— С гарантией?
— Естественно.
— В час.
— Что так рано?
— Снег. Скользко.
— Значит, в час.
Молодой человек кивнул и неслышно исчез.
Какое-то время Онопко смотрел на светло-коричневый прямоугольник двери, затем резко развернулся в вертящемся кожаном кресле к широкому — во всю стену офиса — окну и уставился на тонированные светонепроницаемые стекла небоскреба штаб-квартиры фирмы «Ситизен», возвышавшегося через улицу. Виктор Иванович не был шпионом в общепринятом смысле этого слова. Его совершенно не беспокоил тот факт, что практически из любого окна здания напротив за ним могли вестись круглосуточное наблюдение и запись всех разговоров в его служебном кабинете. «Не делайте ничего такого, что могло бы представить интерес для окружающих, и за вами никто не будет следить, — любил повторять швейцарский резидент своим подчиненным. — На чем вас могут подловить? На спиртном? Три таблетки анальгина перед необходимой выпивкой — в обязательном порядке. Как презерватив перед половым актом с венерической больной. На взятке? Не берите деньги ни у кого. Бесплатных завтраков не бывает, следовательно, потом отдадите больше, чем получили. На азартной игре в казино? Играйте в шахматы с компьютерной программой и удовлетворяйте свой азарт. На женщине сомнительной репутации? Спите только с женой, а если вам мало — мастурбируйте. И лучше всего, опять же рядом с женой: так спокойнее. Больше уверенности, что вас не станут шантажировать. На передаче секретных документов? Ничего не передавайте из рук в руки — используйте тайники! На встрече с агентом? Устройте ее — если она того стоит — за пределами Швейцарии, хоть на Азорах, и я оплачу все расходы. На неосторожной фразе? Постоянно носите с собой булавку, и если почувствуете, что вам хочется распустить язык, незаметно для собеседника уколите себя поглубже в задницу — это отрезвляет».
Его слушались, его боялись и, что было самым важным, перед ним преклонялись. Шпионы — народ суеверный. А над лысеющей головой Онопко искрил и переливался загадочный нимб человека, не допускающего ошибок. С ним хотелось работать — он был надежен. А надежность — вторая после долларов валюта, которой поклоняются все авантюристы на свете. Кроме того, Онопко никогда не отменял принятых решений. После того как из Швейцарии в Москву в течение первых трех месяцев его работы в Цюрихе по непонятным причинам отбыло несколько сотрудников ряда советских представительств и фирм, стало ясно: этот человек не признает компромиссов в вопросах конспирации и образа жизни сотрудников КГБ под дипломатической крышей. Могущество Онопко усугублялось его родственной близостью с Фурцевой, что в условиях коммунальной близости всех советских граждан в капиталистической стране скрыть было невозможно. Да он и не скрывал…
Ознакомившись с содержанием микропленки, Онопко не сделал ни одной записи, ни одной пометки в блокноте — он просто все запомнил. До мельчайших деталей. Несколько часов резиденту понадобилось, чтобы проанализировать возможные и труднопрогнозируемые варианты операции. Он не стал посылать запросы в Центр, ни разу не появился в бетонированном бункере под зданием советского консульства, не изменил даже в мелочах свой образ жизни советского служащего, находящегося в длительной служебной
