солнышко. Твоя проницательность просто ошеломляет.
Бранди смотрела на него с серьезным видом:
— Не знаю, чему ты так удивляешься. Возможно, я для своего возраста не слишком искушенный в жизни человек, даже незрелый. Но я не глупа. И я не ребенок.
— Незрелость, глупость, ребячливость — все это к тебе не относится. Неискушенность в жизни? Да, и слава Богу. Думаю, я бы не вынес, если бы тебя коснулась мирская грязь. Никогда не меняйся, солнышко.
— По-твоему, я какая-то фарфоровая кукла, которую нужно держать на полке, чтобы она оставалась нетронутой и невредимой. Я не кукла, Квентин. Я женщина. — Она решила чуть изменить последнее утверждение. — Не совсем обычная, признаю, но тем не менее женщина. Я понимаю и боль, и обиду, и любовь. И я узнаю их, когда сталкиваюсь с ними. Видимо, даже лучше, чем некоторые.
— Я это уже понял. — Квентин почувствовал странное теснение в груди. — Твое нежное сердце дает мне еще больше оснований просить тебя вести себя очень осторожно во время беседы с Дезмондом. Я не хочу, чтобы он отомстил тебе.
— Ты все время повторяешь такие слова, как «отомстить» и «последствия». Чего ты так боишься? Чем мне может навредить Дезмонд?
— Зная моего братца, я бы сказал, он может обратить твое решение против тебя же. Бранди побледнела:
— Он заставит меня выйти за него?
— Если разгневается, услышав отказ, и убедится в окончательности твоего решения — да. Или брак с ним, или с каким-нибудь столь же непривлекательным субъектом — все ради твоего же блага, разумеется.
— Он не посмеет приказать мне пойти под венец.
— Нет, милая, посмеет. Как твой опекун он обладает всеми правами.
— Я об этом не подумала. — Бранди взволнованно облизнула пересохшие губы. — Квентин, что же мне делать?
— Тянуть время. — Квентина так и подмывало обнять ее и предложить себя, пообещав все то, что она заслуживает и что он никогда не сможет выполнить. — Проводи в обществе Дезмонда как можно меньше времени и избегай любого упоминания о будущем. Он не станет давить на тебя еще довольно долго. Он ведь знает, как глубока твоя скорбь. А я, в свою очередь, постараюсь всякий раз подчеркивать в разговоре это обстоятельство. Однако если вдруг он решит удивить нас и заговорит о браке, скажи ему, что ты не можешь ясно мыслить, пока не найдут убийцу, и тебе нужно время, чтобы оплакать наших родителей.
— А потом?
— А потом пусть идет время. В следующем году тебе исполнится двадцать один. И тогда Дезмонд не сможет тебя заставить выйти замуж против твоей воли.
Бранди почувствовала огромное облегчение:
— Все правильно. Квентин, ты гений. Он склонил голову в шутливом поклоне.
— К вашим услугам, миледи. — Выпрямившись, он схватил бутылку вина, почувствовав, что к нему возвращается беспечное веселье. — Выпьем за мой исключительный ум?
— Обязательно. — Бранди протянула бокал, голова у нее приятно кружилась от безрассудства. — И не один раз. А потом отведаем великолепный десерт, приготовленный миссис Коллинз.
— Надо полагать, к тебе вернулся аппетит? Бранди расплылась в озорной улыбке.
— Он необходим, если я намерена и дальше побеждать в наших состязаниях по рыбной ловле. Как бы иначе мне хватило сил сбрасывать так много форели с твоей лески?
Из груди Квентина вырвался громкий смех и разнесся по всему саду.
Несколько часов спустя, прикончив вторую порцию пирога, Бранди, прищурившись, всматривалась в ярко-красный горизонт.
— Интересно, который теперь час? — спросила она, подбирая последние крошки с ладони.
— Судя по положению солнца, я бы сказал, что-то около пяти, — рассеянно ответил Квентин.
Он не отрываясь следил за Бранди, которая с невинным видом осторожно облизывала пальцы — более волнующего зрелища он не мог себе представить. Ему стоило большого усилия, чтобы тут же не схватить ее в объятия.
— Пять часов? — Она так и не донесла указательный палец до рта и облизала нижнюю губу. — Неужели так поздно?
Квентин сдался, уступив желанию дотронуться до нее хотя бы слегка — он откинул спутанную прядь с ее лба… Это было гораздо безопаснее того, что ему хотелось сделать.
— Конечно. Мы ведь уже давно лежим на солнышке, растянувшись на одеяле в этом красивом саду, и без всяких церемоний набиваем себе животы холодным цыпленком, теплыми лепешками, фруктовым салатом, клубничным пирогом, не забывая при этом без конца потягивать вино. За это время солнце достигло зенита и начало свой путь на запад.
— А-а. — Бранди снова принялась собирать крошки. — В таком случае давай отсюда понаблюдаем за его заходом. Я так наелась, что не могу шевельнуться.
— Жаль, что тебя сморило. — Мысли Квентина лихорадочно путались, но он остро сознавал, что оставаться здесь долее означало подвергнуть свою волю непосильному испытанию. — А то я хотел предложить прогулку верхом. Вечернюю прогулку, — уточнил он. — У меня сейчас такое хорошее настроение, что я даже думал уступить тебе Посейдона. Но наверное, это ни к чему, раз ты не можешь даже пошевелиться.
— Нет ничего невозможного. — Не успел Квентин договорить, как Бранди была на ногах. — Я готова.
Квентин от души посмеялся:
— Я еще не видел, чтобы так быстро приходили в прежнюю форму. — Он оглядел ее с ног до головы. — Жаль только, что это не относится к твоему платью. Оно, конечно, высохло, но, боюсь, восстановить его уже не удастся.
Бранди бросила на себя взгляд и закатила глаза к небу:
— Теперь ты понял, почему мне нужны бриджи?
— Да. И ты их получишь.
— И тогда у тебя не останется ни малейшей надежды победить меня, если я буду верхом на Посейдоне.
— Трезвая мысль. В таком случае мне лучше воспользоваться сегодняшним днем — моей последней возможностью обставить тебя, пока ты закутана в муслин. Ужасно помятый муслин, — добавил он с усмешкой. — Я не буду полным невежей. Подожду, пока ты переоденешься в амазонку.
— Чтобы испортить ее? Нет, благодарю за великодушное предложение, но я останусь в этом тряпье. Хуже, чем есть, оно все равно не станет.
Следующие полтора часа доказали, что она ошиблась. В половине седьмого Квентин и Бранди, не прекращая шутливой перебранки, ввалились на конюшню — грязные, взлохмаченные, усталые.
— Фредерик! — позвала Бранди. — Мы вернулись.
На зов поспешил младший конюх. Увидев их, он замер на месте с открытым ртом. — Миледи, что случилось? Вы пострадали?
— С ней все в порядке, Фредерик, — сухо успокоил его Квентин. — Только платье пострадало. А вот я как раз подвергся зверскому нападению.
Фредерик перевел ошеломленный взгляд на исцарапанное лицо Квентина.
— Вас, милорд, скинул Посейдон? — с трудом проговорил он, заметив разорванный сюртук Квентина и покрытые пятнами от ягод бриджи.
— Посейдоном правил не Квентин, — уточнила Бранди, подавив смешок. — А я.
Фредерик обессилено прислонился к дверям конюшни:
— Неужели это с вами сотворила Богиня, сэр?
— Нет, это сотворила вовсе не Богиня. Это сотворил со мной любимчик Бранди, настоящий убийца.
— Не понимаю, милорд.
— Ланселот вовсе не убийца, — возразила Бранди. — Он просто предан мне.
— Предан? В этой зверюшке с моноклем не меньше коварства, чем в любом закоренелом преступнике из Ньюгейтской тюрьмы. Он специально ждал, пока я поеду под его деревом, и закидал меня своими дурацкими ягодами. А потом, словно этого было недостаточно, набросился на меня, как тигр, расцарапал лицо и закрыл мне глаза своим огромным хвостом, так что я с ходу налетел на ветку и рухнул с коня.
В глазах Бранди плясали огоньки.
— Он предпочитает, чтобы я выигрывала.
— Что ж, он тебе здорово помог. Как бы я успел к финишу, если лежал лицом в грязи?
— Не знаю, чего ты так сердишься? У меня не менее плачевный вид, чем у тебя, и в грязи я провела столько же времени, По правде говоря, я заслужила твою благодарность, а не возмущение. В конце концов ты не по собственной воле принял столь недостойное обличье. Тогда как я сама познакомилась с пыльной дорогой, когда чуть не свалилась с Посейдона, торопясь спешиться и кинуться к тебе на помощь. И зачем? С чисто бескорыстной целью убедиться, что ты цел и невредим.
— Как великодушно с твоей стороны. — Квентин насмешливо вскинул бровь. — Но скажи-ка мне вот что: почему ты бросилась мне на помощь только после того, как закончила скачки и, следовательно, победила?
Бранди задохнулась от возмущения.
— А ты бы чувствовал себя лучше, если бы я отказалась от победы?
— Нет. — Квентин бросил на нее недовольный взгляд. — Но я бы чувствовал себя лучше, если бы это злобное создание нашло себе новый дом.
— Так вы признаете, что вас обставил бельчонок, капитан Стил?
— Полегче, солнышко, — предупредил он и, дотронувшись до царапины на подбородке, поморщился. — Я пребываю совсем не в благостном настроении.
Фредерик легким покашливанием напомнил о себе:
— Прошу прощения, милорд. Позвольте, я избавлю вас от лошадей.
— Я бы предпочел, чтобы ты избавил меня от любимца Бранди, — отозвался Квентин. — Но так как он давно спрятался среди ветвей дуба, шансы справиться с этой задачей равны нулю. Поэтому, так и быть, Фредерик, забери лошадей.
— Слушаюсь, сэр. — Фредерик поспешил услужить, но у хозяина возникло подозрение, что он подавил смешок.
— Пошли, Квентин. — Бранди схватила его за руку. — Я обработаю царапины. — Она наклонилась к нему и с видом заговорщика прижала палец к губам. — И не бойся. Я сохраню твой секрет. Никто не узнает, что тебя победил грызун.
— С меня
