некую мымру.
Опять провизжал голос из динамика:
— Господа, товарищи! Хочу предупредить — рассеяние лучше ада, — и не сравнивайте. Но человеческий статус, будет потерян. Навсегда ли — другой вопрос. На бесконечно долго, по крайней мере. Идете, в общем, вниз от человека. Но не унывайте.
Никого особенно не возмутили, даже не взволновали эти слова. Словно все молчаливо согласились. Впрочем, какая-то грусть у некоторых появилась.
Мимо Лени прошел весьма задумчивый человек, который все время шептал:
«Помогите, помогите мне
Поскорей расплыться по Вселенной»
К кому он обращался, было непонятно. Лёне тоже взгрустнулось после таких намеков. Непонятно было, где — в каком пространстве несется этот поезд, тем более, сейчас. Как будто он уже превратился в поезд-призрак, рассекающий миры, окутанные тайной.
Поезд внезапно остановился. Пассажиры, их было много, даже больше, чем сходило на станции «Ад ничтожных душ», мирно чуть-чуть похрюкивая, без всякого размышления выходили наружу.
Сойдя, они сразу переставали быть похожими на вещественные существа, а скорее на шары, перекати-поле, которых разносило в разные стороны. Каждому предназначалась своя сторона.
Видимо, тут находился перевалочный пункт — и от него шли пути-дороги. Бог знает куда. И кем становились эти люди, — не человечьего ума эти вопросы.
«Зато без нечистой силы обойдется», — улыбнулся Лёня и по глупости подошел близко к выходу. И вдруг какая-то костлявая старушечья рука вцепилась в него. Обладательница костлявой руки сходила, уже наполовину была там, и тянула за собой в эту пропасть Одинцова.
— Мой милый, родной, идем вместе, иди за мной, не пропадем вдвоем, слышишь, дорога-то наша шамкает, — голосила старуха. Будь моим мужем там! Спляшем свадьбу над луной!
Лёня не захотел и стал отчаянно сопротивляться, барахтаться.
— Проходите, проходите же! — орали за его спиной, — что вы мешаете сойти!
— Ишь, уперся! — твердокаменно заорал кто-то сзади, — не хочет идти! Здесь твоей воли больше нет!
Но Лёня явно был не предназначен на лихое это и звездное рассеяние. Злобно оттолкнув старуху, которая ахнула в бездну и куда-то покатилась, Лёня вынырнул из-под тел пассажиров и скрылся.
Странный свист, и поезд двинулся. Последние предназначенные попадали со ступенек во Вселенную. Кто-то даже с диким хохотом. Лёня оглянулся и побежал по коридору. Все двери в купе были открыты. Жирной проводницы как не бывало. «Улетела во Вселенную, бедолага!» — вздохнул Леня. Вообще поезд значительно опустел. Основная масса вывелась на предыдущих трех невообразимых станциях. Осталось меньшинство.
Динамик долго молчал. «Что же теперь будет?» — взволновался Одинцов. Почему-то именно сейчас он озаботился. «Надо же, меня никуда не спихнули», — подумал он в некоем трансе.
Он опять осмотрелся, лица оставшихся были привычные, родные. И в этот момент заговорил динамик:
— Господа! Следующая станция «Обители». Этих обителей у Творца много и они весьма разные: от предназначенных для чистых душой до искателей высших истин и тому подобное. Иными словами для людей, у которых есть вертикаль к небу. Пусть даже небольшая. У всех них, однако, есть одно общее: все эти люди не попадают в низшие миры. Они не теряют человеческий лик и соответствующий статус.
Никогда еще голосок в динамике не был таким предупредительным. Однако внезапно он изменился, став немного насмешливым:
— Надо сказать, нас удивляет, что в этот, запредельно-гнусный по своей антидуховности, циничный и бездушный период, который длится сейчас на земле, нашлось среди наших пассажиров достаточно много людей, чья послесмертная дорога ведет в высшие обители и чистые миры… Это поразительно и непонятно, — с некоторой даже досадой закончил неведомый комментатор.
Одинцов присмирел. «Наверное, теперь-то мне и сходить», — понадеялся он.
К его удивлению, предназначенных сойти на следующей остановке оказалось не так уж мало. Откуда ни возьмись, в коридоре появились люди, в глазах которых был свет. Изменилась аура, померк ужас. Лёня заметил, что и поезд изменил свои очертания — да и был ли это поезд? Он уже превратился в субстанцию света, внутри которой находились они, оставшиеся путешественники. И этот корабль света входил в иную неописуемую сферу бытия. Черные миры страданий и неутоленной ярости остались внизу, позади. Лица человеков вокруг были не только привычно-родными, но в то же время и особенными, своеобычными, начиная с тех, от которых исходила тишина и покой, и кончая теми, в чьих глазах преобладал разум поиска.
Лёня очень надеялся, что и он будет среди них. «Пора, пора, — вздыхал он, — жене напишу записку, что попал в рай и в ней теперь не нуждаюсь». Лёне даже не пришло в голову, что в раю нет почты.
Все стало как-то понятно само собой. Самые странные мысли и самые нелепые движения, находили свое оправдание, словно так и должно быть. Незнакомые целовались с незнакомыми, возникали люди, о существовании которых Лёня не мог и помыслить. К нему подошел красивый и внушительный мужчина и проговорил, вернее, как-то передал или послал свою мысль:
— Вы не представляете, как окрепло во мне мое бытие. Я просто расширяюсь от чувства благости. Скоро превращусь в планету.
Лёня понимающе кивнул головой, и будущий небожитель ускакал.
«Куда несется этот поезд света, в котором мы сидим, — вдруг засомневался Одинцов, — за его пределами ничего не видно, только нечто умопостигаемое, но у меня тупой ум, поэтому я почти ничего не вижу». Около него вдруг оказалась женственная фигура. От нее изливался поток такой необъяснимой нежности ко всему живому, что Лёня внутренне ошалел и стал приплясывать на месте.
— Кто вы? — спросил он мысленно.
— Раньше Таня была, — прозвенел ответ. — А что?
Да и во всем коридоре разлилась аура невиданной непорочной нежности.
Лене стало жутко от бесконечно хорошего к нему отношения окружающих. Все были нежны и открыты друг другу, точно сливались душами, оставаясь собой. Ему стало и блаженно из-за такого необъятно-доброжелательного отношения и немного боязно, если порой не жутко. Первый порыв боязни, однако, прошел.
Та, которая назвала себя Таней, улыбалась ему, и ее улыбка проникла во все его существо, во все уголки души, обогревая, словно он попал в рай, и в то же время вызывая смятение, — ибо то, что он ощущал, было не похоже ни на что из испытанного им ранее на земле. Он не нашел ничего лучшего, как засмеяться. Но смех замер… Еще минута, и Лёня бы разрыдался, но в этот момент поезд остановился.
Раскрылись двери, уже не похожие на раскрытую пасть неведомого. Здесь ощущался трепет тихого приглашения.
И снова зазвучал чуть гнусноватый голос комментатора:
— Господа! Рад предупредить, что среди этих распрекрасных обителей есть одна, не так уж распрекрасная. Это так называемая обитель «Ожидание». Нет, нет, я уже чувствую, некоторые дергаются среди вас. Но вы же сами, ваше внутреннее состояние, ваш духовный уровень определяют вашу судьбу. Увы, никто, никакие боги это не в силах отменить. Что же некоторые вздрагивают? Какие вы все-таки нервные. Особенно женщины. Нельзя так дрожать за себя, как будто вы абсолютная ценность… Спешу успокоить: «Ожидание» всего на всего ожидание своей дальнейшей судьбы. Только и всего. Вы сохраняете статус человека и ждете, когда поставят, так сказать, точку над «и». Будет вам время разобраться, как следует, и познать, кто вы есть на самом деле. Будете видеть как на ладони свою суть. Это вам не на земле, жить в вашем диком бреду, который вы принимали за реальность… Так что радуйтесь, что попали в «Ожидание», а не в разные сомнительные сферы, в сообщество счастливых каннибалов. Тише едешь, дальше будешь.
И на этом оборвалось.
Леню эта речь не очень смутила. «Ожидание так ожидание, — подумал он, — мы и при жизни все время чего-то ждем. Подождем и здесь».
