Жизнь, словом, длилась равномерно и как-то непоколебимо.
Собрались они однажды в пригород, к друзьям. Шли небольшим лесом, даже не лесом, а так, не поймешь что: где-то полянка, где-то поле, а где-то и лес.
Никита и говорит своему Колюшке:
— Старик, я пойду за деревья отолью, а ты подожди малость.
Коля и пошел себе тихонько, еле-еле вперед, думая: отлить — дело небольшое. Прошло минуты две- три. Коля обернулся: никого нет. Пусто.
«Что ж он такой странный, — подумал Николай. — Пойду к дереву».
Подошел к дереву. Никого. Пустота.
Густой лес вроде далеко, кругом поляны, а пусто. Нету Никиты — и все.
Николай — туда-сюда — забегал между деревьями. От одного пня к другому, от другого пня к третьему. Запутался. Упал. Встал и кричит:
— Никита. Никита!!!
Нет ответа. И тихо к тому же.
— Господи, три минуты прошло, я ж его уголком глаз видел, где же он?
Ходил, ходил вокруг Николай, кричал, а потом как испугался — и побежал. Бежал, бежал как сумасшедший, почти два километра пробежал, до полугородка, полудеревни. И тогда подумал: «Чего я испугался-то, дурак. Знаю я этого своего Никиту: шутник большой. Наверное, подшутить надо мной захотел. И убежал так, что я и не заметил. Он ведь, собака, прыткий. Тоже мне, друг называется. Мирно шли выпивать к девкам, а он вот сбежал. Но вдруг его убили? А где же труп? Без трупа не убивают».
И пошел себе Николай рядом со своей тенью к станции. В конце концов даже повеселел. На следующий день позвонил Никите.
Подошла мамаша и крякнула, что Никита на ночь не приходил, наверное пьянствует. Николай похолодел. «Какое пьянствует, — подумал, — что-то здесь не то…»
Не пришел Никита и на другой день, и на следующий, и вообще не пришел. Николай остолбенел. «Во те на… — подумал. — Пошел отлить за дерево, и глядь — нет человека».
Вызвали милицию.
Следователь — въедливый, аккуратный старичок — вспылил: не врите только! Николай все чистосердечно рассказал.
— Дерево-то далеко от вас было? — строго спросил следователь.
— Ну как далеко, — развел руками Николай, — метров пятьдесят.
— А за деревом — что?
— А за деревом — ничего.
— Как ничего? Кусты, лес далеко?
— Минут десять — и то не добежишь.
— А вы когда оглянулись?
— Минуты через две.
— Врете.
— Почему же я вру? — озадачился Николай.
— Да куда ж он тогда делся? — рассвирепел следователь. — Весь лес вокруг обыскали. И трупа нет.
— Может, его без трупа убили? — задумчиво проскулил Николай.
— Знаете, не хулиганьте, — ответил следователь. — Идите. А если найдем улику против вас — смотрите.
Но ни трупа, ни Никиты нигде не было. Так прошло месяца три. Мамаша Никиты умерла. Грустью повеяло от всего этого. Николай во время похорон шел около тела.
— Какой гроб тяжелый, — задумчиво пробормотал он своей сестре Кате. — А Никита-то вот оказался легкий, как пушинку сдуло.
— Бандиты его увели — какая тут легкость, — ответила ему сестра.
— Эту версию следствие отвергло, — заключил Николай и про себя тихонько запел. Он любил петь про себя, когда все идет шиворот-навыворот.
— Хороший был твой друг Никита, — сказала сестра. — Я за него замуж мечтала выйти. А что? Были бы сейчас вдвоем, в постели, а его сдуло. Так и веру во все потеряешь.
— Смотри, веру во все не теряй, — опасливо возразил Николай. — А то и тебя сдует.
— А Никита что, верил во все? — осторожно спросила Катя, робко поглядывая на брата. — Верил, что все это вокруг, — и она сделала широкий жест рукой, охватывая, казалось, весь мир, — не чепуха?
— Нет, что ты! Что ты! — испугался Николай. — Он был уверенный. Это я точно знаю. Верил, что вокруг — не чепуха.
Они тоскливо отошли потом от свежей могилы.
— Смоемся, что ли, Катя, — шепнул Николай. — Чего зря сквозь землю глядеть! И без этого душу надорвали.
— Пошли, — оглядевшись, сказала Катя.
И они исчезли за деревьями, направляясь к дыре в кладбищенской ограде, откуда рукой подать до пивной.
— Ты вот мне скажи, что ты тут молола о Никите, о замужестве на ем? — спросил Николай.
— Если серьезно — влюблена я была в него, Коля, — проскулила сестра. — Сердце так и таяло, и весь ум был им полон.
— Что же ты мне-то не открылась? Сестра называется. Влюбилась в моего друга — и молчок!
— Страшно мне было как-то, Коль, — продолжала Катя. — Я ведь и ему ничего не говорила. Молчала. Тянуло меня только к нему, как на звезду. Скажи, а он был хороший человек?
— Почему нет. У нас все хорошие. Только почему «был». Труп-то его не нашли.
— Мало ли, — ответила Катя. — Любила я его — и все…
— А что ж не ревела?
— А чего ж зря реветь-то. Я ж не медведь все-таки. Только камень был на сердце и еще блаженство, что, думаю, все-таки увижу его когда-нибудь.
Брат и сестрица нырнули в дыру. Постояли, подумали около пивной и выпили четыре кружки пивка. Потом выпили еще. Привязался к ним инвалид.
— Откуда вы такие? — все спрашивал. — Поди муж с женою — очень друг на друга похожи.
— С похорон мы, дядя, с похорон, — сурово отвечал Николай.
— С похорон? — недоверчиво, косясь, спросил инвалид, почти окунув голову в бидон с пивом. — А чего ж пьете? С тоски?
— От тоски и от веселия, — поправил Николай.
— А отчего веселие?
— А оттого, что нету смерти, нету ее — вот от этого-то и веселие.
— Смерти нету? — удивился инвалид. — Ишь куда хватили. Вам за это надо орден дать, хотя женщинам и не положено… Чудаки, ведь ежели смерти нет, то что тогда есть-то? Тогда вообще ничего нет. Даже этого пива. А смерть-то, она, милые мои, жизнь красит. Зря вы так против ее… бунтуете… — И инвалид опять опустил голову в свой бидон с пивом. Потом выглянул с пивной пеной у рта и проговорил: — Я вам не Стенька Разин, чтоб против смерти бунтовать.
Николай с Катей ушли.
И потянулись годы. Не так уж и много их прошло (но Катя успела выйти замуж, развестись, и все за какие-то два-три года), а Николай посуровел и к жизни относился с битьем. «Побить ее надо — жизнь эту», — не раз приговаривал он. За здравый смысл он держался все реже и реже. Сосед его по квартире умер — от кашля. Николай все больше и больше привязывался к своей сестре, потому что секс ему уже надоел. Искал чистых, незаинтересованных отношений.
Однажды он сидел с сестрой у нее на кухоньке за бутылкой.
— Ты мне скажи, Катюнь, — спросил он, — почему ты так легко развелась со своим мужем?
— Да я ведь, Коля, как ты знаешь, за последние годы не с ним одним развелась, а до него с двумя любовниками тоже.
