постылого ЭребаДуша томительно живет.Я понимаю этот ужасИ постигаю эту связь:И небо падает, не рушась,И море плещет, не пенясь.О, крылья, бледные химерыНа грубом золоте песка,И паруса трилистник серый,Распятый, как моя тоска! <Не позднее 5 августа 1910>
Листьев сочувственный шорохУгадывать сердцем привык,В темных читаю узорахСмиренного сердца язык.Верные, четкие мысли - Прозрачная, строгая ткань...Острые листья исчисли -Словами играть перестань.К высям просвета какогоУходит твой лиственный шум - Темное дерево слова,Ослепшее дерево дум? Май 1910, Гельсингфорс
Вечер нежный. Сумрак важный.Гул за гулом. Вал за валом.И в лицо нам ветер влажныйБьет соленым покрывалом.Все погасло. Все смешалось.Волны берегом хмелели.В нас вошла слепая радость -И сердца отяжелели.Оглушил нас хаос темный,Одурманил воздух пьяный,Убаюкал хор огромный:Флейты, лютни и тимпаны... <Не позднее 5 августа 1910>
С. П. Каблукову
Убиты медью вечернейИ сломаны венчики слов.И тело требует терний,И вера – безумных цветов.Упасть на древние плитыИ к страстному Богу воззвать,И знать, что молитвой слитыВсе чувства в одну благодать!Растет прилив славословий -И вновь, в ожиданьи конца,Вином божественной кровиЕго – тяжелеют сердца;И храм, как корабль огромный,Несется в пучине веков.И парус духа бездомныйВсе ветры изведать готов. <Июль> 1910, Ганге
<С. П. Каблукову>
........................Я помню берег вековойИ скал глубокие морщины,Где, покрывая шум морской,Ваш раздавался голос львиный.И Ваши бледные чертыИ, в острых взорах византийца,Огонь духовной красоты -Запомнятся и будут сниться.Вы чувствовали тайны нить,Вы чуяли рожденье слова...Лишь тот умеет похвалить,Чье осуждение сурово. <Август> 1910, Берлин
Как облаком сердце одетоИ камнем прикинулась плоть,Пока назначенье поэтаЕму не откроет Господь:Какая-то страсть налетела,Какая-то тяжесть жива;И призраки требуют тела,И плоти причастны слова.Как женщины, жаждут предметы,Как ласки, заветных имен.Но тайные ловит приметыПоэт, в темноту погружен.Он ждет сокровенного знака,На песнь, как на подвиг, готов:И дышит таинственность бракаВ простом сочетании слов. <Не позднее 5 августа 1910>
Неумолимые слова...Окаменела Иудея,И, с каждым мигом тяжелея,Его поникла голова.Стояли воины кругомНа страже стынущего тела;Как венчик, голова виселаНа стебле тонком и чужом.И царствовал, и никнул Он,Как лилия в родимый омут,И глубина, где стебли тонут,Торжествовала свой закон. <Август> 1910, Целендорф
В самом себе, как змей, таясь,Вокруг себя, как плющ, виясь,-Я подымаюсь над собою:Себя хочу, к себе лечу,Крылами темными плещу,Расширенными над водою;И, как испуганный орел,Вернувшись, больше не нашелГнезда, сорвавшегося в бездну,- Омоюсь молнии огнемИ, заклиная тяжкий гром,В холодном облаке исчезну! Август 1910, <Берлин>
Осенний сумрак – ржавое железоСкрипит, поет и разъедает плоть...Что весь соблазн и все богатства КрезаПред лезвием твоей тоски, Господь! Я как змеей танцующей измученИ перед ней, тоскуя, трепещу,Я не хочу души своей излучин,И разума, и Музы не хочу.Достаточно лукавых отрицанийРаспутывать извилистый клубок;Нет стройных слов для жалоб и признаний,И кубок мой тяжел и неглубок.К чему дышать? На жестких камнях пляшетБольной удав, свиваясь и клубясь;Качается, и тело опояшет,И падает, внезапно утомясь.И бесполезно, накануне казни,Видением и пеньем потрясен,Я слушаю, как узник, без боязниЖелеза визг и ветра темный стон. 1910
В изголовьи Черное Распятье,В сердце жар, и в мыслях пустота,- И ложится тонкое проклятье -Пыльный след на дерево Креста.Ах, зачем на стеклах дым морозныйТак похож на мозаичный сон!Ах, зачем молчанья голос грозныйБезнадежной негой растворен! И слова евангельской латыниПрозвучали, как морской прибой;И волной нахлынувшей святыниПоднят был корабль безумный мой:Нет, не парус, распятый и серый,В неизвестный край меня влечет -Страшен мне «подводный камень веры»[13]Роковой ее круговорот! Ноябрь 1910, Петербург
Темных уз земного заточеньяЯ ничем преодолеть не мог,И тяжелым панцирем презреньяЯ окован с головы до ног.Иногда со мной
