делать с деньгами.
– Большинство.
– А для меня это нелегко.
– Скажи, почему.
Опять дружелюбие и понимание.
– Потому что это не деньги, Грейндж. Эти старые коробки – все, что у меня осталось от отца.
Она казалась совсем подавленной, и Грейндж на мгновение пожалел, что завел разговор о наследстве. Но все равно, когда-нибудь ей придется решать.
Он мог бы сказать, что хранить кусок жизни отца в старых газетах – преступление, но был уверен, что она и сама это понимает. Брюси будет счастлив выставить вещи. Но музей не может позволить себе приобрести такую дорогую коллекцию. Ей придется принести ее в дар.
И что Сирена получит? Право на пожизненное бесплатное посещение музея? Это сможет удержать ее в Сан-Франциско, но тогда ей придется зарабатывать на жизнь самой любой работой, которую она сумеет найти. Она будет уговаривать его брать с нее плату за квартиру или снимет другую.
Нет. Грейндж не мог заставить себя поверить в то, что ее отец хотел для дочери такой жизни. И нужно сделать так, чтобы и она это поняла.
Но не сегодня.
Он опустил взгляд на ее маленькую ступню, стоявшую на его колене, вспомнил, как массировал ей ноги в день их первой встречи. Надо постараться, чтобы снова не начать терять контроль над собой, как случилось тогда.
Но он не мог.
– Неужели еще больно? – Он снял ее ногу с колена и сделал вид, что осматривает ступню. – На вид все в порядке. Между прочим, у меня уже ноги не болят, а мы прошли одинаковое расстояние. – Потому что у тебя удобная обувь. А это старье… – Она взглянула на потертые дешевые кроссовки, которые он снял с нее несколько минут назад. – Они всегда были ужасно неудобными.
– Тогда почему ты их купила?
– Потому что они дешевые.
Он крепче нажал на ее ступню, чтобы она обратила внимание на собственные только что произнесенные слова.
– Надо заняться планом.
– Планом? – настороженно переспросила она.
– Конечно. Я предлагаю начать с китайского квартала. Лучше будет приобрести какие-нибудь туфли поудобнее и захватить фотоаппарат. Я дам тебе список мест, в которые нужно заглянуть.
– Погоди минутку. – Сирена лежала, вытянувшись на диване. Под головой у нее была подушка. Она сделала слабую попытку приподняться и сесть, но раздумала. – Что это все-таки за план?
– Тебе пора изучить Сан-Франциско. Я не хочу, чтобы ты вела себя как туристка, когда мы станем бывать на людях.
– Извини, никогда об этом не думала. – Она улыбнулась своей необыкновенной улыбкой, от которой у него захватывало дух. Так не годится. Если она не перестанет улыбаться, а он не перестанет массировать ей ногу, то не выпустит ее из этой комнаты.
Он продолжал массировать ее голень.
– Ладно, – проговорила Сирена. – А что потом? После китайского квартала?
– Может быть, южный район. Там очень дорогие магазины. Ты могла бы зайти за мной в банк в обеденное время. Мы пойдем в ресторанчик, где еду подают на китайском фарфоре, а шеф-повар изъясняется только на французском и не собирается переучиваться.
Сирена наморщила нос.
– Нет, спасибо. Предпочитаю хот-доги с лотка.
Грейндж сделал вид, что возмущен. Сирена продолжала улыбаться.
– Почему?
– Чтобы не тратить целый час на еду. Лучше разглядывать витрины.
– Хорошо, договорились. А что мы будем искать? Туфли?
– Перестань.
Встревоженный ее тоном, Грейндж наклонился и заглянул ей в глаза.
– Что перестать?
– Внушать мне мысль, что я имею право транжирить деньги.
Грейндж вздохнул, но постарался, чтобы его голос звучал легко и беззаботно.
– Купить себе хорошие туфли не значит транжирить деньги.
– Пожалуй, нет. Прости, я зря обиделась.
– Тебе незачем извиняться. – Он поставил ее ступни на пол и потянул за руку, чтобы она села рядом с ним. – Мы только узнаем друг друга, и какие-то ошибки неизбежны.
Сирена быстро-быстро замигала.
– Спасибо за чудесный вечер. Спасибо за все, что ты сегодня сделал.
Грейндж не мог припомнить, чтобы когда-нибудь был так растроган. Он притянул ее ближе к себе.
– Это тебе спасибо – ты делишься со мной своими чувствами.
– Мои чувства! Я сама не могу в них разобраться. Я, наверное, ужасная недотепа, правда?
– Я бы нашел другое слово, – пробормотал Грейндж, а дышать ему становилось все труднее. От влажного ночного воздуха ее свитер плотнее обтянул тело, подчеркнув большие груди с торчащими сосками. Если бы коснуться их…
– К-какое?
Ее полуоткрытые губы манили. Казалось, она так же изнемогает от нетерпения, как он сам.
– Сегодня… – он запнулся… – сегодня никакое.
Сирена снова прижалась к его плечу.
Он не знал, сколько они так просидели. Он обнимал ее за плечи, а ее рука лежала у него на колене. Думать становилось все труднее, а разговаривать он даже не пытался. Странно. Она казалась такой уверенной в себе, когда они встретились в первый раз. Она и сейчас была такой же, только теперь он понимал, что под ее силой скрывается уязвимость.
– Грейндж.
– Что?
– Я… Ничего. – Она поскребла пальцем по его коленке.
– Ты что-то хотела сказать…
– Ничего важного.
Нет, это было важно. Она никогда не говорила только для того, чтобы послушать саму себя, но он не хотел ее принуждать. Имеют ли отношение эти невысказанные слова к ее пребыванию у него в доме, к этим искрам, которые пробегают между ними, к ожиданию и надежде?
– Сирена, я хочу быть с тобой откровенным. Это важно, очень важно.
Она кивнула.
Он набрал в грудь побольше воздуха.
– Я тебя хочу.
Сирена почувствовала, что ее тело дернулось как от удара. Но она не была удивлена. Если она что-то и узнала об этом человеке, так это то, что ему трудно скрывать свои эмоции. И что он верит в честные отношения.
Нет, она не собирается разыгрывать возмущение или застенчивость. Он – они – заслуживали большего. И все же она не могла найти нужных слов. Она просто сняла руку с его колена и медленно пропустила через пальцы его волосы, растрепанные ветром и делавшие его непохожим на банкира. Потом она коснулась губами его виска, где бился пульс, и почувствовала, что он задрожал. Не сошла ли она с ума?
