помещенные в лагеря, страдали от голода и болезней, смертность там была устрашающе высокой. Сенат считал, что раз всем тяжело, то все должны довольствоваться скудным рационом, лишь бы пища была здоровой. Сенат к тому же решил, что все пленные без исключения должны предстать перед судом, однако судебных дел было огромное количество, и военнопленным предстояло долгое время мучиться в тюрьмах. Я же предложил, что перед судом должны предстать только те, кто виновен в тяжких преступлениях, а остальных людей, введенных в заблуждение, следует освободить, пусть даже эти люди были взяты с оружием в руках. Хотя я и догадывался о формальных причинах, которыми были вызваны массовые судебные процессы, тем не менее, я отдавал себе отчет, что эти процессы лишь усилят озлобленность, а злоба — плохой советчик при решении проблем, которые и так разделили наш народ на два лагеря. Дело дошло до того, что сенат решил обсудить предложение немцев отправить голодающих пленных в качестве рабочей силы в Германию. Я был категорически против этого.
Наши мнения по некоторым основополагающим вопросам строительства армии тоже резко различались. Генеральный штаб в то время разрабатывал организационный план, основные направления которого были одобрены еще в апреле. Этот план предусматривал такую организацию армии в мирное время, которая давала возможность использовать все оборонные ресурсы сразу после всеобщей мобилизации. На повестке дня стояли также актуальнейшие проблемы, связанные с созданием руководящих органов сил обороны и их взаимодействием. Возникал и вопрос о переходе к мирному времени, но при этом армия должна была оставаться боеспособной.
18 мая парламент назначил сенатора Свинхувуда главой государства, «держателем верховной власти», после чего доктор Ю.К.Паасикиви образовал новое правительство. 30 мая я получил приглашение прибыть на заседание сената, на котором должно было рассматриваться некое предложение касательно строительства армии. Это предложение в основе своей практически не отличалось от того плана, который разрабатывался генеральным штабом. Существенным отличием было то, что по внесенному в сенат предложению армию следовало сформировать по немецкому образцу и с помощью немцев. Мы, таким образом, попадали в зависимость от них, более того — количество немецких офицеров и их статус в нашей армии должны были определяться высшим военным руководством Германии. Я, со своей стороны, представил основы нашего плана организации армии и настаивал на том, чтобы нам предоставили свободу действий и возможность самим решать вопросы обороны страны.
Один из пунктов внесенного в сенат предложения гласил, что все офицеры, за исключением финнов и немцев, должны быть отправлены на родину. Судя по всему, это было направлено против тех шведских офицеров, которые оказали нам помощь и с честью выполнили многие тяжелые и неблагодарные задачи. В свое время, для того чтобы их зачислили в финскую армию, они обязаны были уволиться из армии Швеции, и теперь было неизвестно, появятся ли у них возможности продолжить военную службу на родине или устроиться хотя бы на какую-нибудь скромную гражданскую работу. Это горький довод имел, тем не менее, второстепенное значение; основным же было то, что увольнение и высылка из страны наших друзей и военных соратников являлись беззаконием со всех точек зрения.
После долгого обсуждения деталей плана выступил сенатор Фрей.
— Мы все же вынуждены прямо сказать генералу Маннергейму о наших проблемах, — заявил он. — Нам казалось правильным, что окончательное формирование армии будет проведено с помощью немецких специалистов и под их руководством. Мы думали, что главнокомандующий будет находиться в контакте с немецким офицером генерального штаба, который будет разрабатывать все необходимые предложения по организации, обучению и снаряжению армии. Только в этом случае главнокомандующий сможет подписывать все приказы, издаваемые от его имени.
Теперь ситуация прояснилась. Сенат решил передать формирование нашей армии в руки немцев. Я поблагодарил сенатора Фрея за откровенность. Я сожалею лишь о том, добавил я, что сенат заранее не поставил меня в известность о предмете обсуждения. В этом случае мы могли бы избежать этой мучительной и бесполезной дискуссии. Пусть никто даже не думает, что я, создавший армию и приведший практически необученные, плохо вооруженные войска к победе только благодаря боевому настрою финских солдат и преданности офицеров, теперь покорюсь и буду подписывать те приказы, которые сочтет необходимыми немецкая военная администрация.
— Хочу лишь дополнить, что этим вечером я освобождаю пост главнокомандующего, а завтра отправляюсь за границу, — заключил я. — Прошу правительство сейчас же назначить моего преемника, в противном случае я оставлю этот пост ближайшему сподвижнику. До свидания, уважаемые господа!
Прошло всего две недели с того дня, когда председатель сената в этом же самом зале приветствовал меня в столице и благодарил за то, что я сделал для спасения родины. 30 мая, когда я выходил из зала заседаний, никто из членов правительства не высказал мне сочувствия и не протянул руки. Тем же вечером я подписал свой последний приказ.
На следующее утро я вместе с некоторыми своими помощниками и боевыми друзьями отправился в Стокгольм.
Если сравнивать освободительную войну с теми двумя войнами, в которые Финляндия была втянута до этого, то бои 1918 года трудно представить в их действительном свете. А ведь цели этих трех войн были совершенно различными. Официальные источники немало потрудились над тем, чтобы освободительная война превратилась в простую гражданскую войну. За подобными измышлениями стоит стремление обвинить законные правительство и армию в развязывании войны, но это не скроет того факта, что в 1918 году мы защищали неприкосновенность и независимость нашего государства. Если бы мы не поднялись на борьбу в 1918 году, Финляндия в лучшем случае превратилась бы в автономную область Советского Союза — без каких бы то ни было национальных свобод, без настоящей государственности, и нам бы не нашлось места среди свободных наций. Мы заплатили за независимость очень большую цену, но жертвы и тяготы освободительной войны не будут забыты. Очень редко в истории войны доводились до победы с такими незначительными материальными потерями, и уж совсем редко военные действия велись столь неподготовленными войсками.
Мне, человеку, который тридцать лет прослужил в армии великой державы и привык к ее специфике, было совсем не легко понять ситуацию 1918 года. Особо следует отметить, что в освободительной войне главнокомандующий не имел поддержки от своего собственного правительства. Мне помогли выстоять мои верные друзья, а победу нам принесли героические офицеры и солдаты шюцкора. Финская армия, которую даже в собственной стране многие ненавидели и на которую клеветали, спасла страну от гибели и создала мощный фундамент для будущего Финляндии как независимого государства.
Переговоры в Лондоне и Париже
Отъезд из страны не принес мне никаких практических затруднений: у меня не было собственного дома, не было никакого имущества. Все необходимое вполне умещалось в двух дорожных сумках. Самым тяжелым была отставка из армии, которую я создал и к которой крепко привязался. Но я понимал, что если бы в тех условиях остался в Финляндии, то не смог бы оказывать никакого влияния на развитие событий. За пределами границ моей родины у меня было больше возможностей служить ее интересам. Я был абсолютно уверен, что внешняя политика правительства является для нас роковой.
В Стокгольме я встречался со шведскими соратниками по оружию, а также с руководством Финляндского комитета.
Мне была оказана большая честь, когда Его величество король Густав V пригласил меня 6 июня на свои именины и вручил мне орден «За заслуги, оказанные Швеции во время освободительной войны». Я осмелился спросить, каким образом я заслужил за время освободительной войны столь высокую оценку. Его величество ответил:
— Могу лишь сказать вам, генерал, что только после вашей победы жизнь и в нашей стране стала мирной.
Я понял, что этот знак внимания касался не только меня, но всех наших вооруженных сил, поэтому
