Губернатор демократично поздоровался со всеми за руку, отпустил в адрес Ирины Васильевны грубоватый комплимент, а потом, по-хозяйски утвердившись в кресле, с деланым добродушием обратился к хозяину кабинета:
– У тебя сегодня здесь просто московский филиал какой-то, Виктор Борисович! Если учитывать, что ты и сам к нам недавно переведен, так из аборигенов, получается, я тут в полном одиночестве?
Прокурор намек понял и заметно разозлился. Он ткнул пальцем в сторону Боголепова и сухо сказал:
– Павел Сергеевич ваш земляк. Ему, кстати, здесь основная роль отведена. Да и речь у нас пойдет о вашем же земляке, Станислав Андреевич. И не только о нем, пожалуй. Так что не думаю, что вы здесь должны чувствовать себя посторонним.
– Вот как? Это интересно, – с наигранным энтузиазмом сказал губернатор. – И что же это за земляк, из- за которого я бросил все неотложные дела? Чего он такого натворил?
Прокурор придвинул к себе папку с бумагами, заглянул в нее. А потом поднял строгий взгляд на губернатора.
– Вам, разумеется, известно об убийстве в районе «Тихой гавани»? Наше ведомство уже направляло вам по этому поводу представление, в котором мы указывали, что к преступлению могут быть причастны лица из областной администрации и что мы настаиваем на полном и глубоком расследовании?
– Ну, помню! – нахмурился губернатор. – Было такое. Повторю и сейчас – не вижу никаких оснований для подобного расследования. Прокуратура здесь явно переусердствовала.
– Я так не считаю, – возразил прокурор. – Более того, мы проявили в данном случае непростительную мягкотелость. Вот московские товарищи сами раскрутили это дело и выявили один интересный факт. Он отражен в магнитофонной записи разговора одного из ваших сотрудников и некоего махинатора, который вступил с ним в незаконную сделку. Мне хотелось бы, чтобы вы ознакомились с этой записью.
Он подал знак Боголепову, и тот включил стоявший на столе магнитофон.
По мере того, как крутилась пленка, лицо губернатора медленно наливалось кровью, а в глазах появлялось странное выражение – как у человека, который вступил на подвесной мост, перекинутый через пропасть. Но он стойко дослушал до конца, не проронив при этом ни одного слова. Лишь когда запись кончилась, губернатор крякнул и угрожающе двинул кулаком по краю стола.
– Мерзавец! Негодяй! – произнес он с большим подъемом. – Как он мог?.. Вы уже арестовали его? – задавая прокурору этот вопрос, он смотрел придирчиво и строго.
– Пока вопрос так не стоял, – ответил прокурор. – Мы пригласили гражданина Визгалина к себе для беседы, но он немедленно слег в больницу. Врачи к нему не пускают. Говорят, сердце.
Губернатор опять привел в действие свой огромный кулак.
– Я его сам вылечу! – пообещал он грозно. – Так вылечу, что…
Он не договорил и встал, громадный, сердитый и явно растерянный.
– Очень вам благодарен, Виктор Борисович, что открыли нам глаза на этого перевертыша! Это очень своевременно. И товарищей благодарю, соответственно. С этим делом надо тщательно разбираться!.. А сейчас, извините, спешу!
И он с почти неприличной поспешностью покинул кабинет.
Поскольку, как выяснилось, «БМВ» после вмешательства друзей Визгалина уже не подлежал ремонту, обратно уезжали поездом. Правда, не в компании очаровательной Ирины Васильевны. После операции она держалась особняком, ни с кем не разговаривала, и билет взяла отдельно – в спальный вагон. Гурова это устраивало – поневоле им приходилось сопровождать преступника, и женщина могла внести в это серьезное занятие сумятицу. А так они прекрасно все разместились в одном купе – Гуров, Крячко, Сорокин и аферист Игнатьев, который, придя в себя после пережитого, считал себя едва ли не героем.
Провожал их Боголепов.
– Надеюсь увидеть вас на суде, – сказал он на прощание. – А будет время и желание – просто так приезжайте. На рыбалку съездим, водочки попьем… Не все же вам с пистолетами бегать!
– Загадывать не будем, – ответил Гуров. – А тебе удачи. Я же говорил – не стоит вешать нос. Наша взяла.
– Вам спасибо, мужики, – сказал Боголепов.
– Спасибом не отделаешься! – крикнул Крячко, поднимаясь в вагон. – Я твои слова про рыбалку запомнил! За Гурова не скажу, а я как отпуск возьму, так сразу нагряну.
– Всегда пожалуйста! – расплылся в улыбке Боголепов.
Они с Гуровым еще раз пожали друг другу руки и наконец расстались.
Уже в купе, когда они рассаживались по местам, Игнатьев неожиданно сказал:
– А все же признайте, Лев Иванович, ловко я свою роль провел! Как я его на шантаже подсек, а? Без меня бы, пожалуй, у вас и не вышло ничего…
Гуров задумчиво посмотрел на него и рассеянно улыбнулся. «Выпрошу-ка я тоже отпуск, – подумал он. – Дней на пять. И рвану к Марии в Питер. На спектакль заодно схожу. Она рада будет».
Утешил Игнатьева Крячко. Он посмотрел на него в упор и пообещал:
– Что и говорить, ловкач ты еще тот, Игнатьев!.. Без тебя мы как без рук. Вот теперь ходатайствовать будем, чтобы тебя на Доску почета поместили. В тюрьме. Будешь на прогулку мимо нее ходить и радоваться.
– Вы все шутите!.. – разочарованно протянул аферист, сел на лавку, подпер подбородок ладонью и стал смотреть на свободный мир за окном.
