– Мне об этом не вы первая говорите, – усмехнулся Гуров, – а что до пальцев, то некоторые пробовали. И оставались без них. Но к делу. Беседа у нас с вами неофициальная, ни протоколов, ничего такого, я даже записей вести не собираюсь. Но мне нужно знать: что вы думаете о двух этих убийствах, второе из которых произошло на ваших глазах?
– А ничего не думаю, – мгновенно отреагировала Екатерина Федоровна, – и думать не желаю! Это не моя, а ваша забота, вот вы и думайте!
– Так у нас дело не пойдет! Для начала: вы хорошо знали Анджея Сарецкого?
– Мы с ним здоровались, – пожала плечами женщина, – и не более того.
– Хорошо, попробуем с другого конца, – терпеливо сказал Гуров, который с тоской начал осознавать, что приехал он зря, только время потратил. Такую откровенно глухую оборону не пробьешь, а рычагов воздействия на эту красивую молодую стервочку у него нет. – Ведь вы тоже преподавали что-то в «Палестре», я не ошибаюсь?
– А как же! – кивнула Екатерина. – Основы мировой художественной культуры. Я по образованию искусствовед. Но с Сарецким мы практически не пересекались. И в дела покойного мужа я тоже посвящена не была, это я предупреждаю ваш следующий вопрос.
«А ведь врешь ты, голубушка! – подумал Гуров. – По глазам вижу, что врешь. И Сарецкого ты знала очень неплохо, причем нежных чувств к нему явно не испытывала, и в какие-то дела Алексея Борисовича была посвящена!»
– Хорошо, – сказал он. – Что вы думаете о специнтернате, о «Палестре»? О воспитанниках, о преподавателях, о порядках, там заведенных, вообще – об атмосфере? Кстати, ведь главный корпус интерната расположен где-то совсем неподалеку?
– Превосходная атмосфера, чудесные воспитанники, замечательные преподаватели, – в голосе Екатерины Федоровны слышалась откровенная издевка, – прекрасные порядки! Я ответила на ваш вопрос? А расположена «Палестра» в двух километрах выше по течению Битцы, только не говорите мне, что вы и без меня этого не знали! Ах, какая погода, полковник! Пойти искупаться, что ли?
Денек действительно выдался редкостный: солнечный и теплый. Слабый ветерок чуть морщил водную гладь, на которой, как крохотные лодочки, покачивалось несколько первых осенних листочков, желтых и красных. Солнечные лучи весело бликовали на поверхности воды, отражаясь россыпью зайчиков. В невысоких сосенках за оградой участка пела иволга. В воздухе стоял характерный запах свежескошенной травы и сосновой смолы. Время приближалось к полудню.
…Поняв, что толку он сегодня от Екатерины Федоровны не добьется, Гуров уже хотел было холодно попрощаться с женщиной и отправиться в специнтернат, но тут ситуация изменилась, и выяснилось, что приезжал он сюда все-таки не зря! На сцене появился новый персонаж.
За воротами участка послышался звук тормозящей машины, хлопнула дверца, и по дорожке к пирсу зашагал высокий молодой мужчина в шортах и тенниске. Еще даже не успев посмотреть в его сторону, Лев мгновенным цепким взглядом поймал лицо Екатерины Федоровны и удивился произошедшей в ней перемене!
Настоящий сыщик просто обязан быть хорошим физиономистом, уметь читать настроение, а порой и мысли людей по выражению лица, по взгляду, по изменению ритма дыхания, словом, по тем бессознательным реакциям, которые проявляются, хотим мы того или нет. Человек, конечно, быстро берет себя под контроль, надевает ту или иную маску, скрывающую его истинные эмоции. Но для этого нужно время, хотя бы несколько секунд! И вот эти несколько секунд, пока маска еще не надета, воистину бесценны для опытного сыщика, поскольку позволяют судить об истинных чувствах, которые испытывает объект наблюдения! Нелегко бывает сдержать первую непроизвольную реакцию, особенно женщине. Так же трудно, как не моргнуть, если в двух шагах ослепительно сверкнула молния. Именно поэтому полковник Гуров сперва посмотрел не на того, кто приближался к ним, похрустывая гравием дорожки, а буквально впился взглядом в лицо Катюши. И увидел очень многое!
В ней явно боролись – и сливались! – два эмоциональных потока. Беспокойство, может быть, даже недовольство. Гуров мгновенно понял, что направлено оно не на подходящего к ним человека, а на ситуацию в целом. На то, в частности, что здесь сейчас находится он, полковник милиции Лев Гуров! На то, что подходящий человек и Гуров встретятся, да еще в ее присутствии. Но не это было главным: второй эмоциональный поток был куда сильнее, и уж тут Гуров ошибиться никак не мог, видел он у женщин такие лица и такой взгляд…
Взгляд же у Екатерины Федоровны, пусть лишь на несколько мгновений, стал совершенно восторженным, до неприличия. Словно у восьмиклассницы, которая глядит на знаменитую рок-, поп– или еще какую звезду. И дыхание у женщины на секунду перехватило. Весьма многозначительные симптомы, не так ли? И насквозь знакомые…
«Ого! – подумал Гуров. – Вот так интересный поворотец! Или я вообще ничего не понимаю, разучился элементарно разбираться в людях и пора мне на пенсию, или… Или Катюша по уши влюблена в приближающегося типа. Что в контексте всех слухов, которые о ней циркулируют, да хоть бы характеристики, данной ей покойным Анджеем Сарецким, право же, странно. Уж она точно не восторженная гимназисточка, а дама, я уверен, с большим, богатым опытом. И надо же, столько пылкости во взоре… Что ж там за Том Круз такой, а? Давайте поглядим, с Катюшей все относительно ясно».
Все эти мысли, прикидочный анализ эмоционального состояния хозяйки дачи, заняли у полковника Гурова секунду-другую, сказывались профессиональные навыки. Лев чуть повернулся и пристально посмотрел на подходящего к ним «Тома Круза».
Да ничего особенного, сказать по правде. Высокий, с широкими плечами и узкими бедрами, вообще – отличная спортивная фигура. Лет около тридцати. Да, пожалуй, можно назвать его красивым. Но характерная такая красота, с несколько приторным, конфетным привкусом, словно только что этот мужчина сошел со странички модного глянцевого журнала для дам. Одни тоненькие, в ниточку усики чего стоят, особенно когда подумаешь, какой уход за таким украшением физиономии нужен. Темные, коротко остриженные волосы, глаза тоже темные, под густыми, почти сросшимися на переносице бровями. Круто выдающийся вперед подбородок из тех, что принято называть «волевыми». Есть во внешности что-то ощутимо нерусское, неславянское, хоть трудно сказать, что конкретно. Чем-то на итальянца похож, какими их показывают в голливудских «шедеврах». А улыбка хорошая, открытая такая, и зубы сверкают белизной, как на рекламе какого-нибудь «Орбита». Кто же это такой?
Этот вопрос выяснился незамедлительно. Екатерина Федоровна выбралась из своего шезлонга, сделала шаг к подошедшему мужчине, затем повернулась к Гурову.
– Позвольте представить, – сказала она чуть дрогнувшим голосом, – Аслан Резоев, один из
