Виталик вернется к матери и может начинать шалберничать по новой! Но! Если Виталик сочтет, что условия в «Палестре» терпимы и жить там можно, то за каждые полгода, проведенные в интернате, мать кладет на его личный счет по пять тысяч баксов. Да-да, начиная с пробных шести месяцев. И так – до окончания курса средней школы. Заработки у Красильниковой к тому времени стали такими, что подобную трату она считала вполне посильной. Спокойствие дороже!
Лето они проводят вместе, не реже раза в неделю она будет навещать сына, да и он может в любой день созвониться с матерью, договориться о возвращении домой дня на два, на три, чтобы отдохнуть душой от казенных порядков. Как, сынуля, пойдут такие условия? Никто тебя не неволит, решай сам.
Считать Виталик Красильников умел и быстренько прикинул, какая сумма может оказаться на его лицевом счету к моменту выхода из интерната. Хорошая сумма получалась! К тому же всегда есть выход: ну не понравилось, и все тут! Полгода он по-любому выдержит, это все же не Бухенвальд какой, а пять тысяч долларов тоже на дороге не валяются! Даже интересно: что это за «Палестра»? Так что Виталик, слегка и для виду поломавшись, на предложение матери ответил согласием. Где наша не пропадала, не понравится – 'прервем эксперимент', да и вся любовь!
Не пришлось прерывать! Понравилось, да еще как! Красильников вписался в коллектив – поначалу он не знал, что это называется 'Стая'! – старших воспитанников Алексея Борисовича Давиденко с точностью патрона, досланного в патронник.
Так что совсем скоро Виталий уже знал некоторые специфические секреты «Палестры», а там, чуть позже, прошел обряд посвящения и дал клятву верности, после чего его статус стал неуклонно повышаться.
Мать Виталия была очень довольна! Через год после того, как сын попал в «Палестру», Елена Федоровна вышла-таки замуж за приглянувшегося ей певца, после чего Виталий стал показываться дома совсем редко. И не потому, что он затаил обиду на мать или не сошелся с отчимом – человеком милым и добродушным, – а просто потому, что все его интересы уже были прочно связаны с «Палестрой», а точнее, со Стаей, в которой он чувствовал себя как рыба в воде. А дома что? Дома – скука смертная, не настоящая, полнокровная жизнь, полная приключений, опасностей, сулящая головокружительные перспективы, а так, существование. Нет, покидать интернат и возвращаться 'в семью' Красильников решительно не хотел. Это все равно как, попробовав отличного бифштекса, возвращаться к манной кашке. Словом, все были довольны!
Кроме одного человека, матери Елены Федоровны, бабушки Виталия. Он был ее единственным внуком, и моложавая еще женщина пятидесяти пяти лет души в молодом Красильникове не чаяла, хоть и осуждала в свое время дочку, родившую ребенка вне брака и вообще бог весть от кого. Давно замечено, что любовь бабушек и дедушек к своим внукам и внучкам значительно отличается от родительской любви, она зачастую менее рассудочна и горит на высоком эмоциональном накале. Бабушки не хотят никого воспитывать, они хотят просто любить. И любят. Хотя, спору нет, достается такое не каждому. Вот Виталику Красильникову повезло. Рано овдовев, Маргарита Леонтьевна Красильникова весь свой запас нежности, весь потенциал любви перенесла на внука, который, как ей казалось, с каждым годом становился все больше похож на ее покойного мужа, Федора. Так что теперь она осуждала дочь уже за то, что та 'подбросила сына, как щенка какого, незнакомым людям'.
За те два с небольшим года, которые Виталий провел в «Палестре», Маргарита Леонтьевна не раз и не два предлагала внуку уйти из специнтерната и жить с ней, в отличной двухкомнатной квартире на Первомайской. В средствах Маргарита Леонтьевна стеснена не была, потому что по праву считалась одним из лучших частных преподавателей немецкого и английского языка в Москве. Виталий 'бабушку Риту' по- своему очень любил, но на ее дикие предложения отвечал, естественно, вежливым, но твердым отказом. Что он, сумасшедший, что ли, по своей воле из «Палестры» уходить? Так вот все оно и тянулось. До поры до времени…
…Конечно же, всех этих интересных сведений полковники Лев Гуров и Станислав Крячко из невзрачной серой папочки-скоросшивателя почерпнуть не могли. Но, перечисляя на обороте коротенькой автобиографии ближайших родственников, Виталий Красильников указал всего двух человек: мать и бабушку. И Гуров не преминул отметить, что бабушка у Виталия есть, а узнать ее адрес – дело элементарно простое.
Да, сейчас Льва больше всего занимал именно вопрос: где искать исчезнувшего Виталия Красильникова? Слишком много ниточек сошлось на этом парне! И в мозгах у Гурова постоянно с назойливостью прилипчивого шлягерного мотивчика крутилось: что он предпримет? Попытается скрыться из Москвы? Вряд ли, некуда ему бежать и не к кому. Вернется к матери, чтобы спрятаться от преследователей у нее? Слишком очевидный ход, полным остолопом надо быть. Он же понимает, что к матери явятся в первую очередь! Да и сомнительно, чтобы Красильников полностью ей доверял. В его возрасте редко полностью доверяют родителям, а раз дело два с небольшим года назад дошло до специнтерната, то можно предположить, что отношения с матерью у Красильникова были далеко не идеальные.
Подлинный профессионал, знающий сыскное дело до мельчайших тонкостей и накопивший громадный опыт, полковник Лев Иванович Гуров был порой способен решать возникающие задачи и проблемы на подсознательном, интуитивном уровне, даже не отдавая себе отчета, каким загадочным путем приходит к нему решение.
Так вот сейчас ему никак не давала покоя пресловутая бабушка Виталия Красильникова.
– А что, – сказал Станислав, выслушав довольно путаные гуровские рассуждения, – почему бы, собственно, и нет? Тут все зависит от того, насколько этот парень своей бабуле доверяет. А еще от того, будет ли он пытаться повторить покушение на Екатерину. Если «да» и по первому, и по второму вопросу, то никуда он из Москвы не денется, затаится на время, очень возможно, что и у бабули или кого-нибудь из ее знакомых. Но я не вижу тут никакой проблемы. Звони в управление прямо сейчас, пусть они по-быстрому выяснят бабулин адрес и пошлют туда пару крепких ребятишек для наблюдения. Фотографию фигуранта мы им по электронке перебросим. Всего и дел. Кстати, с матушкой надо точно так же перестраховаться. И если он в одном из этих мест, то возьмут парнишку как миленького.
– Пожалуй, – кивнул Лев, задумчиво барабаня пальцами по столу, – хоть я предпочел бы, чтобы задержал Красильникова – ты не забудь, мы только задержать его пока что можем, ордера на арест у нас нет! – кто-то из нас двоих. Мне он нужен живой, целый и невредимый, а если я в своих предположениях не ошибаюсь, то терять Виталию нечего и сопротивляться он будет отчаянно. Как бы наши орлы не накосорезили чего. Красильникова надо брать деликатно, ювелирно, я бы сказал. Да, кстати, и вооружен он, пусть несколько необычно. Но ведь это значит, что наши парни могут пострадать, если Виталий догадается, что это по его душу пришли.
– Пострадать?! – возмущенно переспросил Станислав. – Это оперативники нашего управления от семнадцатилетнего сопляка пострадают? Ну ты, Лева, загнул. Это нездоровое воображение у тебя разыгралось!
– Гм… Воображение, говоришь? – чуть заметно усмехнулся Гуров. – А паренек-то куда как непрост, смел и решителен. Меня, скажем, он искупал очень грамотно. А вчерашнее убийство Сарецкого на кладбище,
