С превеликой осторожностью Гуров подобрался к реке и вступил под сень ив. Здесь было прохладно и тихо. Нежно журчала вода в нешироком русле. Под ногами путалась какая-то вымокшая, сбившаяся в комья трава, там и сям торчали предательские черные корни. В мокрых башмаках Гуров то и дело поскальзывался, и только огромным усилием ему удавалось не производить много шума. Напряженно вглядываясь в кусты на противоположном берегу, он пробирался вдоль потока, соображая, где сейчас может быть Егорычев.
Вдруг из-за деревьев донесся явственный звук приближающегося мотоцикла. Он возник справа от Гурова и теперь размеренно катился мимо, там, где проходила невидимая Гурову асфальтовая полоса дороги. Услышал его и Егорычев, и, кажется, это определило его выбор.
На противоположном берегу затрещал хворост, зашелестели ветви, и длинная тень мелькнула между деревьев. Егорычев махнул рукой на засаду и побежал наперерез приближающемуся мотоциклу.
Гуров тоже не стал тянуть и раздумывать. Уже не таясь, он прыгнул вниз, погрузился в воду по колено, но мужественно перешел на другой берег и, цепляясь за прохладные ивовые ветви, выбрался на твердое место.
Мотоцикл еще ехал, когда Гуров выскочил из зарослей. Это был старый зеленый «Иж» с коляской. За рулем, растопырив локти, сидел сутулый мужик в ковбойке и надетой задом наперед кепке. В коляске, прижимая к дебелой груди розового поросенка, тряслась толстая тетка в платье с бордовыми цветами. Над мотоциклом поднималась туча золотистой дорожной пыли.
Эти люди никак не были похожи на бандитских сообщников, и, что хуже всего, они даже не подозревали, в какой переплет попали. А переплет просто назревал, и очень серьезный, потому что у проводника Егорычева появились свои соображения относительно маршрута, которым должен двигаться мотоцикл.
Кося одним глазом на шепчущие за его спиной ивы, а другим – на приближающийся «Иж», Егорычев вприпрыжку двигался вдоль обочины ему навстречу и махал свободной рукой мотоциклисту.
Гуров обратил внимание, что проводник старается поворачивать корпус так, чтобы не было заметно, что у него в руках, – автомат вместе с кейсом были зажаты у него под мышкой. Этот момент надо было использовать.
– Стоять, бросай оружие! – еще раз крикнул Гуров и залег за придорожным кустом метрах в тридцати от проводника.
Егорычев подпрыгнул как ужаленный и выскочил на середину дороги. Теперь в левой руке у него был кейс, в правой – автомат. Мотоциклист от неожиданности чуть не выпустил руль – «Иж» вильнул в сторону, накренился и едва не рухнул в кювет. У тетки сам собою открылся рот, а из рук выскочил насмерть перепуганный поросенок. Он ударился об асфальт и с душераздирающим визгом припустил по дороге в ту сторону, откуда только что приехал. Мужик, несмотря ни на что, выправил машину и, не раздумывая, повернул вслед за поросенком.
Разъяренный Егорычев выпустил по нему короткую очередь и, вертясь как ошпаренный, выстрелил в сторону притаившегося в кустах Гурова, тут же послал еще одну очередь вдогонку мотоциклу. «Гриша-а-а- а!» – диким голосом завопила перепуганная тетка.
«Всех ведь положит! – ужаснулся про себя Гуров. – Крыша у этого, похоже, напрочь съехала».
Он перекатился из-за кустов на открытое место и, не обращая внимания на свист пуль вокруг, тщательно прицелился в долговязую фигуру на дороге. Егорычев развернулся, увидел направленный в его сторону ствол и повел автоматом. Гурова обдало горячим ветром и земляной пылью, но он, точно на зачете, затаив дыхание и мягко надавливая на спусковой крючок, выпустил одну за другой четыре пули в озверевшего проводника. Егорычев, по-прежнему вертевшийся как юла, вдруг странно подпрыгнул, выпустил из рук кейс и со всего размаху сел на пыльный асфальт. Глаза его затуманились, как у слепого. Из последних сил пытаясь поднять свой автомат, он все выискивал этими слепыми глазами Гурова, но так и не сумел найти. Тогда, оскалившись, он выстрелил наугад. Автомат выплюнул две пули и заглох. Егорычев вдруг начал медленно заваливаться на спину, точно выполняя какое-то сложное упражнение из гимнастики йогов, пока окончательно не рухнул навзничь, с силой врезавшись затылком в асфальт. От звука удара Гуров болезненно поморщился, точно чужие ощущения передались ему, и поспешно вскочил на ноги.
Мотоцикл благополучно выскочил из опасной зоны и теперь поднимал пыль метрах в двухстах от Гурова. Поросенка нигде не было видно, но Гуров готов был поклясться, что мотоциклист не делал ни одной остановки. «Интересно, кто из них раньше будет дома? – подумал он машинально. – Или в округе появится одичавшая свинья?»
Он выбрался на асфальт и подошел к распростертому на земле телу. Еще не остывший автомат лежал в полуметре от разжавшейся руки Егорычева. Вокруг, весело поблескивая в лучах утреннего солнца, валялись стреляные гильзы. Чемоданчик отлетел довольно далеко и скатился в кювет. Белая тенниска проводника была продырявлена в двух местах и густо пропиталась кровью. Обе пули вошли ему в живот.
– Скверная работа, товарищ полковник! – покачивая головой, сказал Гуров. – Из рук вон. В ковбоев играете?
Проводник Егорычев открыл глаза и, с трудом сконцентрировав взгляд, уставился на Гурова. Тот присел рядом и спросил, отчетливо проговаривая каждое слово:
– Где девушка, Егорычев? Очисти совесть хотя бы напоследок – скажи, где Лариса Бардина? Она жива?
Егорычев разлепил губы, со свистом втянул воздух и, выдержав паузу, казавшуюся бесконечной, пробормотал:
– А пошел ты!..
Спешить было некуда. Гуров разулся и выставил башмаки на солнышко – сушиться. Труп Егорычева он обыскал и оттащил на обочину. В кармане проводника обнаружились документы на имя гражданина Васильева. Что было в данном случае фальшивым, паспорт или фамилия Егорычев, Гуров решил оставить на суд экспертов. Усевшись рядом с убитым, он вскрыл чемоданчик.
Кейс был набит деньгами. Это были добротные американские купюры достоинством в двадцать долларов. Только было их в пять раз меньше, чем требовали похитители. Произведя в уме несложные вычисления, Гуров получил ответ, на сколько процентов господин Бардин верил в то, что его дочь еще жива.
«Интересно, какие планы роились в бедовой голове Егорычева, когда он не нашел в сумке всей суммы? – подумал Гуров. – Может быть, он рассудил, что делить такую мелочь на всех не имеет смысла, и двинулся совсем не в ту сторону, где его ждали? Очень правдоподобно и отчасти объясняет некоторую
