Сверху посыпалась штукатурка.
– Зачем мебель портить? – крикнул он. – Предлагаю вам реальную вещь. Отдаете женщину и уходите. В противном случае никого не выпустим. Дом окружен.
В ушах еще звенело от выстрела, и, наверное, он произносил слова громче, чем было нужно. Хотя, строго говоря, смысла в этих словах все равно не было. Гуров это чувствовал. Бандиты явно не желали идти на контакт. Чем все это могло закончиться, можно было только гадать.
Неожиданно из комнат донеслось:
– Слышь, мент, отведи своих от дома, чтобы мы вас видели. Бабу мы вам не отдадим. Отпустим, когда увидим, что все в порядке. Других вариантов не будет. И не вздумайте шмалять – крепко пожалеете!
– Ладно, согласен, – крикнул Гуров. – Только женщину не трогайте, она здесь ни при чем.
– Отводи людей! – хрипло заорал бандит.
– Уже начал! – ответил Гуров и, косясь на дверь, которая теперь была открыта наполовину, выполз из прихожей на крыльцо.
Спустившись вниз, он увидел затаившегося под стеной Крячко. Махнув ему рукой, Гуров объявил:
– Отходим на безопасное расстояние!
Пятясь, они добрались до забора и с пистолетами в руках принялись всматриваться в темные окна злосчастного дома.
– Тревогу я поднял, – сообщил Крячко вполголоса. – А Петру звонить не стал. Не хочу портить себе настроение.
– А оно у тебя на подъеме? – язвительно спросил Гуров. – Завидую!
– Держу пари, что тебе самому неохота звонить Петру, – сказал Крячко. – Он умеет испортить настроение, даже когда его уже и портить некуда.
– Ладно, проехали, – мотнул головой Гуров. – Что же эти подонки задумали? Почему не реагируют на наше отступление? Не верят?
– Я бы тоже не поверил, – заметил Крячко. – Сначала ты сказал, что весь дом окружен, а теперь демонстрируешь кадровый состав из двух человек. Поневоле могут закрасться сомнения.
Молчание затягивалось. И вдруг за домом ударил выстрел, и следом понесся целый каскад звуков – бурный мат, еще подряд два выстрела, крик боли, звон стекла.
– Твою мать! – ошарашенно выругался Крячко.
– Ах, я старый дурак, забыл про лейтенанта! – проговорил сквозь зубы Гуров.
Они сорвались с места и бросились к дому. Там происходило что-то непонятное – трещали доски, сыпалось стекло, а потом снова застучали выстрелы.
– Просто война какая-то! – озабоченно обронил на бегу Крячко, но Гуров его не услышал.
– Обойди дом! – крикнул он. – Только осторожнее!
Сам он опять взбежал на крыльцо, махом проскочил сени и вломился в комнату, предусмотрительно упав на пол и откатившись в угол, за старый пузатый комод, из полувыдвинутых ящиков которого торчали какие-то тряпки. И, как выяснилось, сделал это на редкость предусмотрительно, потому что едва его тело коснулось истоптанных, давно не мытых досок, как из соседней комнаты шарахнули дуплетом – из обреза и какого-то тяжелого пистолета. Сверху на голову Гурову опять посыпались фрагменты обстановки и битая посуда. Скукожившись за своим уродливым прикрытием, Гуров дважды выстрелил в ответ и получил короткую передышку. Враги на какое-то время затихли, затаившись в соседней комнате. Гуров вытер пот со лба и осмотрелся.
Похоже, все окна в доме были выбиты. По комнате гулял свежий летний ветерок с запахами травы и порохового дыма. К ним примешивался слабый, но на редкость интригующий аромат сивушных масел. То ли хозяйка как раз перед перестрелкой наладилась гнать самогон, то ли шальная пуля попала в драгоценный сосуд, нанеся непоправимый урон – выяснить не представлялось возможным. Да и не это было сейчас главным. Гуров гадал, что происходит за стеной – жива ли заложница? Жив ли тот, в кого стрелял Стаканников? Как дела у самого лейтенанта? Он, Гуров, совершил непростительную ошибку – не договорился со Стаканниковым о связи, в результате чего произошла несогласованность в действиях, возможно, имеющая роковые последствия. Однако рвать на себе волосы было некогда, нужно было спасать то, что можно было спасти. И прежде всего нужно было выяснить судьбу заложницы.
– Ладно, что выросло, то выросло, – пробормотал себе под нос Гуров и выглянул из своего убежища.
Он намеревался по возможности бесшумно пробраться к двери в соседнюю комнату, отвлечь внимание засевших там бандитов и попытаться нейтрализовать их. План был примитивный, с привкусом, как выразился бы генерал Орлов, партизанщины, но у Гурова было ощущение, что все сложится удачно. Противник, по его мнению, вел себя не слишком адекватно и нерасчетливо. При таком раскладе внезапность могла сыграть большую роль.
Но только он собрался вынырнуть из своего тайника, как в кармане у него заверещал мобильный телефон. Гуров опять юркнул обратно и, беззвучно чертыхнувшись, выхватил трубку из кармана. «Небось до Петра дошло, чем мы тут занимаемся, – с неудовольствием подумал он. – Скажу, что перезвоню сам через две минуты».
С мобильником в одной руке и с пистолетом в другой, кося глазом на опасный полумрак за открытой дверью, Гуров полушепотом произнес «Слушаю!» и тут же едва не выронил трубку от неожиданности.
– Привет, любимый! – пропел над его ухом мелодичный веселый голос жены. – Почему ты так странно разговариваешь? У тебя ангина? Что случилось?
От этого голоса в голове у Гурова возник какой-то дурманящий туман, а в груди разлилось благословенное тепло. Он на секунду забыл, где находится, и произнес своим обычным – нет, конечно, не обычным, а взволнованным тоном:
