пакете.
Но теперь был другой случай. Враг был невидим, неощутим, но угрожающе реален. Он заявил о себе, но остался недосягаем. Его нельзя было сбить с ног, нельзя было схватить за горло, нельзя было свернуть ему шею – можно было только постоянно о нем думать и почаще оглядываться в темных переулках. После того, что случилось с грубияном Жмыховым и арбитром Вьюшковым, которого покупал любой, кому было не жаль денег, нельзя было просто отмахнуться от угроз этого невидимого врага. При всей своей жизнерадостности и уверенности в своих силах, Шаповалову совсем не хотелось разбиться на трассе из-за перерезанных кем-то тормозных шлангов, лишиться ноги или руки. Он четко понимал, что калекой он уже не будет никому нужен – ни фанатам, ни газетчикам, ни этой москвичке-художнице. Да что там, на родной воронежской земле на него станут смотреть как на конченого неудачника. Первое время еще будут слушать его байки про стотысячные стадионы и битвы за еврокубки, а потом перестанут. И бабы будут шарахаться от него, от одноногого.
Шаповалов скрипнул зубами и отбросил простыню. Ему хотелось убедиться, что ноги еще на месте. Не только ноги, но и все его мускулистое тело было при нем – могучее, будто выточенное из темного дерева, без единого изъяна, тело стопроцентного мужика. Несколько шрамов, полученных в столкновениях с нападающими, только добавляли ему сурового шарма. Прочая анатомия тоже была будь здоров – никто из прекрасного пола пока не жаловался. Подумав об этом, Шаповалов самодовольно усмехнулся.
– Любуешься? – прозвучал от дверей насмешливый женский голос. – Я давно догадывалась, что настоящие мачо должны быть склонны к нарциссизму, но видеть такого своими глазами пока не приходилось. Ну и как, красавчик? Ты себе нравишься?
Анастасия вошла в комнату в халатике, с подносом в руках, на котором стоял раскаленный кофейник, поэтому швырнуть в нее подушкой не получалось. Шаповалову пришлось сделать вид, что ничего особенного не случилось. Конечно, ему нравилось собственное тело, но смотрел он сейчас на него совсем по другой причине! Только как объяснить это наблюдательной, острой на язык молодой девчонке? Впрочем, Шаповалов быстро сообразил, что сказать.
– Главное, чтобы я нравился тебе, – небрежно заметил он. – Я ведь тебе нравлюсь?
– Местами, – сказала Анастасия, но во взгляде ее не было восхищения. Глаза ее сейчас смеялись.
Лежать дальше нараспашку было глупо. Шаповалов рывком, без помощи рук взлетел на ноги, дважды пружинисто подпрыгнул, едва не задевая головой покатый потолок, и сильно выдохнул воздух. Затем он резко повернулся и сделал подряд два выпада, будто целя в лоб Анастасии.
Он так шутил, но она испугалась по-настоящему. Здоровенный кулак затормозил в каком-нибудь сантиметре от ее лица. Она невольно отшатнулась и выронила из рук поднос.
– Ап! – победным тоном сказал голый Шаповалов и на лету поймал поднос, даже не опрокинув кофейника. – Лучший вратарь года Шаповалов Андрей Андреевич! Будьте любезны!
Анастасия огромными глазами посмотрела на него и сказала:
– Дурак! Дубина стоеросовая! Орангутанг! Что за детство? Ты же мог меня изуродовать!
– Не мог! – хвастливо сказал Шаповалов, ставя поднос на столик возле кровати. – Знаешь, какая у меня реакция?
– Только и слышно – я, у меня, мне!.. – в сердцах бросила Анастасия. – Ты вообще о ком-нибудь когда- нибудь думал, кроме себя, любимого?
Шаповалов сел на кровать и потянулся за брюками. Ему стало вдруг грустно как никогда в жизни. Это было что-то вроде прозрения – он понял, что Анастасия совершенно его не ценит и спит с ним только из-за его ладного сильного тела. То же самое, как это бывает с мужиками, которых привлекает в женщинах прежде всего именно тело. Но от женщины мужик всегда ждет тепла и понимания. Когда этого нет, то все получается, как в публичном доме. Переспал – и отваливай, а что у тебя на душе, никого не интересует.
Он молча оделся. Все это время Анастасия стояла у него за спиной и тоже молчала. Солнце разгоралось в окне все ярче, но голубей уже не было слышно, наверное, их что-то спугнуло.
– Ты обиделся, что ли? – голосом, в котором было больше любопытства, чем сочувствия, спросила Анастасия.
– Вот еще! – презрительно сказал Шаповалов. – Я слишком себя уважаю, чтобы обижаться на бабьи замечания. Жаль только, что ты до сих пор меня не поняла.
– Да, натура ты сложная, – притворно вздохнула Анастасия. – Но я не хотела тебя обижать, правда. Просто это забавно, когда мужики любуются своим телом…
– Да не любовался я, черт возьми! – взорвался Шаповалов.
Он хотел еще кое-что прибавить, но в последний момент прикусил язык. Все-таки папа у этой красотки работал не где-нибудь, а в Министерстве внутренних дел. С таким не стоило связываться, даже будучи самим Шаповаловым.
– Я не голубой, как твои друзья! – зло сказал Шаповалов. – А смотрел я на себя, потому что вспомнил про этого беднягу Жмыхова…
– Ты вспомнил про какого-то Жмыхова и стал себя рассматривать? – с удивлением спросила Анастасия. – Это задача для психоаналитика. Мне тут не справиться. А кто такой этот Жмыхов и почему он бедняга?
– Ну ты что, забыла? – в раздражении сказал Шаповалов. – Из наших, футболист то есть. Ему какая-то сука бомбу в машину подложила. Про это в новостях было.
– А-а, теперь припоминаю! – без особого интереса произнесла Анастасия.
– Ну вот, я про него вспомнил и вдруг подумал, а что было бы, если бы это я лишился ноги? Ну и посмотрел, на месте ноги или нет, – криво улыбнулся он. – А у тебя уже выводы…
– Ты боишься, что тебе тоже могут подложить бомбу в машину? – неожиданно серьезно спросила Анастасия.
Шаповалов посмотрел на нее с недоверием.
– Почему ты так решила?
