Ритушину, без конца повторял, как потрясен его смертью, что это вызвало в их партии острый кризис, что она близка к развалу.
– Ну, этому бы я вполне поверил, – усмехнулся Гуров. – С его «харизмой» не партией, а катафалком управлять. Он что, думал: устранит сильного человека и сам за счет этого станет сильнее? А он еще и дурак, оказывается.
– Ну а у тебя какие дела на завтра?
– Меня, скорее всего, опять вызовет к себе следователь. Теперь уже по поводу сегодняшнего происшествия. Я там одному отморозку довольно-таки крепко уделал плечо – как бы не разрыв связок. А следователь, я в этом уверен, повернет дело так, будто я – маньяк-самоучка, и постарается запихать меня в СИЗО. А вообще у меня предполагается встреча с руководителем московских ревбригов – членов левацкой группировки СРРР. Это некая Марина Перовская, будущий юрист, человек очень непростой судьбы.
К удивлению Гурова, Стас на сей раз даже не пытался сострить в своем обычном стиле по поводу его встречи с женщиной.
Когда они выходили из кафе, впервые за этот день Гуров не увидел назойливо маячивших гришкаевских соглядатаев.
Глава 8
Возвращаясь домой, Гуров вдруг подумал, что пора бы и ему вплотную заняться приставленными к нему шпиками. Официально избавиться от их опеки едва ли было возможно. Для этого требовалось бы доказать факт слежки, найти веские доводы, что она не просто вмешательство в его личную жизнь, но еще представляет собой возможную угрозу покушения на его жизнь и здоровье. Поэтому решать эту проблему можно было лишь одним путем – бить врага его же оружием.
Гуров поставил «Пежо» в бокс гаражной автостоянки и направился к проходной. Но уже на полпути он почувствовал внутреннее беспокойство. Видимо, упражнения по развитию интуиции оказались весьма эффективными, с усмешкой подумал Гуров. Но, как бы там ни было, он почувствовал опасность. Нужно было принимать какое-то решение.
Подойдя к проходной, он попросил охранника, пожилого крепыша Семеныча, ненадолго отключить освещение на решетчатой ограде автостоянки в тот момент, когда он достигнет участка, где без труда можно было снять один из прутьев решетки. Семеныча просьба удивила, но он, зная Гурова, согласился без лишних расспросов. Подойдя к ограде, Гуров махнул рукой и, едва по всему ее периметру погасли фонари, быстро снял прут, протиснулся наружу и снова поставил его на место. Затем он, не теряя ни секунды, пригнувшись, добежал до того места, где начинался забор из высоких железобетонных плит. Когда фонари загорелись вновь, Гуров уже находился в густой тени, и его невозможно было бы разглядеть даже с близкого расстояния.
Стараясь не шуметь, он крадучись двинулся в сторону проходной. Выглянув из-за угла, он увидел в свете фар машины, подъезжающей к автостоянке, человека, который притаился за раскидистым кустом, росшим невдалеке от ворот стоянки. Гуров тут же узнал уже виденного им парня в джинсовом костюме. Тот ждал, что он выйдет из ворот. Пользуясь гулом мотора, Гуров стремительно кинулся к ничего не подозревающему соглядатаю, и когда тот, все же расслышав шорох шагов, доносящихся сзади, оглянулся, было уже поздно. Резкий удар ребром ладони по основанию шеи уложил его на землю. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что его руки крепко стянуты за спиной его же брючным ремнем, а рот закупорен кляпом, вернее – джинсовой кепочкой.
К изумлению шпика, тот, кто вообще не должен был даже подозревать о его существовании, спокойно стоял на свету и изучал его служебное удостоверение. Лежа у бетонной стены, он смотрел на высокую, сильную фигуру человека, залитую пронзительным бело-фиолетовым светом ртутного фонаря, и чувствовал, как по его спине забегали холодные, липкие мурашки, поскольку в чужих руках находился документ, который никто из посторонних не должен был видеть ни при каких обстоятельствах. В силу годами выработанной привычки на «дело» он шел, не оставляя при себе абсолютно ничего, что могло бы способствовать его опознанию. И тут такой прокол! А ведь хозяева за это по голове не погладят… Шпика раздирала тревога и сомнения. Ну что же он молчит, этот мент, что он собирается делать?
Гуров услышал, как на земле завозился, заворочался соглядатай, пытаясь то ли уползти, то ли встать.
– Лежать! – коротко скомандовал он, глядя на него в упор, отчего тому вдруг сделалось совсем нехорошо. – Так, значит, это у нас сотрудник службы безопасности нефтяной компании 'Рашен ойл'? Удостоверение номер десять пятьдесят пять, действительно до… Понятно… А это, значит, служебное оружие.
Шпик даже застонал от досады и бессильной злобы, увидев в руках мента, так ловко его вычислившего и перехитрившего, свой «фроммер», которым чрезвычайно гордился. Гуров вытащил кляп из его рта и, внушительно покачав стволом «фроммера», убедительно пообещал:
– Не орать – пристрелю в момент, без предупреждения. Беседовать будем так: я – спрашиваю, ты – отвечаешь. Быстро и без запинки. Кто тебя послал и с какой целью?
– Начальник нашей службы безопасности. Я должен следить за вами и о каждом шаге докладывать ему.
– Сколько всего человек задействовано для слежки и какова конечная цель этой акции? Напоминаю – говорить откровенно!
– Четверо. Двое посменно у дома и при пешем передвижении. Двое на автотранспорте. Конечная цель… Ее пока конкретно не ставили, но поговаривали, что уже есть решение устроить что-то типа несчастного случая со смертельным исходом или имитировать самоубийство.
– Понятно… «Мент-убийца» покончил с собой?.. Неплохая идея, а что же Ритушина убили без имитации несчастного случая или самоубийства? Глядишь, у наших боссов гораздо меньше было бы головной боли.
– Про Ритушина ничего не знаю. Мы к этому делу касательства не имели – детьми клянусь. Нет, нет, правда, мы тут ни при чем.
– А что вообще знаешь про этот случай?
– Ну… Говорили, что он стал нос совать не туда, куда надо. Вроде они с «папой» из-за чего-то крепко разругались. А что уж не поделили – я не в курсе.
– 'Папа' – это Гришкаев? Понятно… Видимо, из-за махинаций с нефтью. Насколько я знаю, он в
