Гуров проверить не успел, потому что другие двое уже насели на него.
Одному Гуров двинул рукояткой пистолета в челюсть и отбросил его на тротуар, но другой повис на нем, пытаясь пережать шею и одновременно выхватить из руки оружие. Они покатились по асфальту, свирепо рыча и стараясь выломать друг другу суставы. Противник Гурова был не слишком силен, но гибок, как кошка, и прилипчив, как кусок жвачки. Вцепившись Гурову в шею, он упорно тянулся за его пистолетом, перехватывая запястье Гурова, теряя его и снова перехватывая. Они несколько секунд возились на асфальте, нанеся непоправимый ущерб своим одеждам, а потом Гурову все-таки удалось высвободить руку и подмять прилипалу под себя. Под весом Гурова тот попытался еще раз дернуться, но вдруг охнул и затих.
Гуров недоверчиво посмотрел на него, но парень не шевелился, сделавшись вдруг вялым и плоским, как тряпичная кукла. Гуров взял его на мушку и поднялся. Ситуация в переулке уже немного изменилась. После того как выбыл из строя главарь, получивший-таки пулю в колено, остальные сразу умерили свой пыл. Крячко уже никто не бил. Противостояние перешло в ту фазу, когда расходящиеся, но не вполне еще остывшие соперники осыпают друг друга проклятиями и обещают разобраться по полной программе – но уже при следующей встрече. Примерно в том же положении находился сейчас и Крячко, которому двое парней уже в не очень белых костюмах серьезно обещали оторвать голову и скормить свиньям. При этом они с большим достоинством отходили назад, успевая при этом поглядывать и на Гурова, вернее, на пистолет в его руке. Теперь они уже знали, что оружие он пускает в ход не задумываясь, и второй раз испытывать судьбу не хотели.
Крячко, сжав кулаки и по-звериному оскалив зубы, смотрел на эту парочку, прижавшись спиной к решетке сквера и не двигаясь с места. Еще двое парней, которых Гуров немного помял, теперь пришли в себя и заботливо суетились вокруг раненого главаря. Тот никак не мог встать на ноги, оглашая воздух непотребными ругательствами. Последний противник все еще лежал пластом у Гурова под ногами – видимо получив серьезное повреждение.
Главный при поддержке своих приятелей сумел все-таки подняться и, опираясь на их крепкие локти, заковылял на одной ноге к машине. Это был большой черный джип, солидная вместительная машина, которая сразу бросалась в глаза. Гуров так и предполагал, что белая компания прибыла сюда на этом роскошном чудовище. Теперь он в этом убедился и даже начинал догадываться, кому может принадлежать эта машина с явно не российскими номерными знаками.
Держа компанию на прицеле, Гуров стал медленно смещаться в сторону Крячко. Парни в белых костюмах подобрали раненых, сгруппировались и окончательно отступили к машине. Через минуту они скрылись в салоне джипа, и лишь в самый последний момент, когда уже зарычал мотор и машина медленно двинулась с места, в окошко высунулось бледное злое лицо, и хриплый голос выкрикнул с угрозой:
– Ты еще за все ответишь, козел! Лучше убирай свою задницу из этого города! Здесь я тебя все равно достану!
Глава 9
– О чем вы все время думаете, Валентин Сергеевич? – с затаенной досадой спросила Глория, выключая маленький телевизор, по которому пыталась смотреть какой-то сериал.
Телевизор был никудышный и ловил практически один только звук. Вместо изображения большую часть времени на экране проскакивали змеящиеся полосы, которые иногда складывались в туманную картинку. Но другого телевизора в дачном домике журналиста Виктора не было. Как, впрочем, и многого другого. Например, не было нормальной еды, и Дудкин с Глорией уже вторые сутки питались только рыбными консервами, которыми их снабдил хозяин. Он же дал им и пару буханок хлеба, но все это уже подходило к концу. Подходило к концу и терпение Глории, которая, кажется, совершенно разочаровалась в окружавших ее мужчинах. Впрочем, последние давали для этого довольно веские поводы.
После того как они с Дудкиным под покровом ночи покинули избушку бабы Клавы, прошло уже три дня, а дело ни на миллиметр не сдвинулось с мертвой точки. Журналист Виктор сначала обрадовался, увидев на пороге своей квартиры рыжую москвичку, на которую сразу положил глаз, но заметно скис, когда выяснилось, что в гости она явилась в сопровождении спутника. А уж узнав, что представляет из себя спутник, Виктор по-настоящему перепугался. Нет, прямо за дверь он их не выставил, но прятать в квартире не захотел ни под каким видом. Той же ночью он отвез их на собственных «Жигулях» за город, в местность, где располагались садовые участки, и предложил располагаться в крошечном, плохо оборудованном домике, утопавшем среди зелени неухоженных фруктовых деревьев. Участок достался Виктору в наследство, но работа на земле его нисколько не привлекала, и сад постепенно приходил в запустение.
Пообещав вернуться в самое ближайшее время, Виктор бросил их обоих на произвол судьбы и больше не показывался. Положение осложнялось еще и тем, что теперь Виктор был посвящен в их тайну. Как он использует свою осведомленность, предсказать было невозможно, и Глория поняла, что до сих пор безмерно преувеличивала достоинства своего нового знакомого – на самом деле он оказался не только циником, но и трусом. Весь вопрос заключался в том, хватит ли у него духу сообщить обо всем властям. Похоже было, что он никак не может решиться и на это, предпочтя как бы забыть о своих незваных гостях.
Глория понимала, что такое положение не может продолжаться вечно. Нужно было что-то делать, но главный виновник всех невзгод Дудкин, как нарочно, впал в мрачную апатию и часами валялся на продавленном диване, глядя в потолок и о чем-то мучительно размышляя. Его словно ничто уже не волновало, и Глорию это злило едва ли не больше, чем свинское поведение Виктора. Она еще раз убедилась в том, что современные мужчины – это выродившаяся ветвь человечества, от которой нет никакого проку. Коротая время наедине с Дудкиным, она иной раз хотела, чтобы он хоть как-то проявил свое мужское естество – попытался соблазнить, изнасиловать, пофлиртовать наконец. Но Дудкин не оправдал ее надежд. Собственно говоря, он на Глорию даже и не смотрел, погруженный в свои думы.
Он даже не предлагал ей добраться как-нибудь до города и позвонить в Москву, как они раньше договаривались. А сама Глория об этом не напоминала – из вредности. В конце концов нянька она, что ли, этому взрослому дяде? Пусть сам решает, что ему делать, да еще пусть хорошенько попросит, чтобы Глория согласилась оплачивать его переговоры. Из-за него она практически на мели. Похоже, выбираться отсюда придется автостопом – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Называется, взяла интервью! Хорошо хоть, если она вернется домой живой и здоровой. В журнале, видно, что-то чувствовали, когда ей, стажерке, давали это задание. Догадывались, что ни черта она здесь не выгадает. Ну, ничего, если даст бог вернуться в Москву, она все равно притащит в редакцию материал – опишет все, что здесь происходило, все до мельчайших подробностей, – и ей наплевать, если кто-то на нее после этого обидится.
Такое решение поддерживало боевой дух Глории, но унылый замкнутый вид Дудкина все равно доставал ее, выводил из себя. И наконец она не выдержала.
– Ну и что вы молчите? – разозлилась она, когда Дудкин пропустил мимо ушей ее первый вопрос. – Вы решили остаться навеки в этой дыре? Замечательная перспектива! Отшельник Дудкин в одинокой келье предается мыслям о вечном!.. В чужих обносках, питаясь консервами… Вам самому-то не тошно, гений современного кинематографа?
