неблагоразумной, и ее семья отказалась от нее. Она пишет, что бросится в Рейн. Может быть, она – пустой человек, но и в этом случае не исключено, что ее можно спасти и сделать полезным членом общества. Прежде всего надо избавить ее от угрозы голодной смерти, безумия или от того, что она предастся пороку. Нужда не знает закона».
С тех пор заботливость Круппов стала семейной гордостью, темой для официальных биографов семьи, а также для авторов многочисленных брошюр, выпускаемых компанией. Но пришло и такое время, когда правнук того Альфреда не только не оказывал помощи беззащитным чужестранкам, но и беспощадно эксплуатировал и унижал их, обрекая на гораздо более страшную участь, чем утонуть в серых водах Рейна. Начался быстрый закат Третьего рейха. Источники рабочей силы оскудели, и, поскольку «нужда не знает закона», Крупп стал пользоваться трудом рабынь, включая матерей с маленькими детьми, и в конце концов начал строить частные концентрационные лагеря для детей.
В феврале 1944 года Хендрик Шолтен работал вместе с еврейскими девушками из Венгрии. Хотя разговоры были запрещены, юноше удавалось иногда перешептываться с одной из них. Позднее она передала ему записку. «Она писала, – вспоминал Шолтен, – что она еврейка и что ее арестовали в Будапеште во время полицейского рейда».
Это довольно странно. «Еврейский материал» стал поступать оттуда в Эссен достаточно поздно. Венгрия находилась в конце списка Адольфа Эйхмана, и первая облава там была устроена только весной 1944 года, визит же Эйхмана в Будапешт для организации «потока» состоялся в июне – июле, то есть месяца через два после того, как Шолтен покинул Рур. Поэтому происхождение той партии, с которой мог общаться Шолтен, остается загадкой. Вероятно, эти девушки стали жертвами какой-то преждевременной акции. К этим сведениям кое-что могут добавить воспоминания отца Кома. Однажды в сентябре, когда их партия шла на работу, они встретились с партией из нескольких сотен женщин, которые в ожидании приказа стояли у перекрестка. Несмотря на языковый барьер, пастору удалось разобрать, что некоторые женщины переговариваются на ломаном французском. Он различил слова «евреи» и «Венгрия». «Интересно, – подумал тогда пастор, – где они работают и где их лагерь».
Теперь мы знаем это и многое другое. Утром того дня 520 молодых женщин должны были отправить на крупповский «Вальцверк-2». Ранее они принадлежали к 300-тысячной еврейской общине, проживавшей в Венгрии (в том числе на территориях, захваченных Венгрией после Мюнхенского договора). Их судьба была решена ранее, чем намечалось, в переписке между Гессом с немецкими промышленниками. Начальнику лагеря в Аушвице понадобилось оборудование для крематориев. Он обратился к производителям и получил ответы от нескольких фирм. Одна из них заявляла, что ее печи в Дахау «вполне удовлетворительно зарекомендовали себя на практике». Вторая предлагала специальные тележки для транспортировки мертвых тел к печам и специальное оборудование для их отправки в печи. Победительницей в этом «соревновании» оказалась саксонская фирма «Топф и сыновья», направившая Гессу деловое письмо от 12 февраля 1943 года с предложением пяти тройных печей, двух электрических лифтов для подъема мертвых тел и две вспомогательные установки для обслуживания печей.
Консультации Гесса и Эйхмана в Будапеште скорректировали первоначальный план, касающийся судьбы заключенных. Несмотря на то что, по мнению начальника лагеря, «только 20–25 процентов венгерских евреев, включая женщин и часть детей 12–13 лет» могут быть использованы на работах, эсэсовцы сейчас были настроены именно на их использование для принудительных работ до полного истощения их жизненных сил, и представители Круппа, отбирающие рабочую силу, уже стояли у лагерных ворот. В начале лета 1944 года Круппу посоветовали «связаться с Бухенвальдским лагерем на предмет выделения людей», и при этом его предупредили, что фирма, возможно, должна будет принять известное количество женщин. Между тем Крупп, кажется, даже предпочитал женский труд при определенных обстоятельствах. «Последнее наше требование – 700 женщин», – сказано в записи о консультации Альфрида с капитаном СС из Бухенвальда от 28 июля. Опыт с русскими женщинами оказался удачным, и в том же месяце штандартенфюрер Пистер, начальник лагеря Бухенвальд, обратился в администрацию фирмы Круппа для консультаций по использованию труда евреек в прокатных цехах.
Как сообщил Альфриду Бюлов, заключено обычное соглашение с СС о выделении рабочей силы. Фирма обещала снабдить каждую из девушек одеялом в летнее время и двумя одеялами в зимнее время. Девушки должны были жить в лагере Гумбольдт, неподалеку от Дехеншуле (раньше там находились итальянцы). Подчиненным Альфрида этот план очень понравился. Они объявили, что прежде всего нужно «окружить основное здание колючей проволокой и построить небольшие бараки для начальника охраны, его помощника и немецких женщин-охранниц». Не было объяснений, почему проволока и охрана не требовались, когда там жили итальянцы, но понадобились для евреек, однако эсэсовец не возражал. Правда, комнаты оказались слишком тесными, но эсэсовца заверили, что эту проблему можно решить путем установки трех ярусов коек. Комендант Бухенвальда отметил, что девушки не имеют соответствующей обуви для того, чтобы передвигаться пешком из лагеря на завод и обратно. Он поставил условие, чтобы фирма согласилось перевозить работниц на трамвае. Согласие Круппа было получено. Теперь оставалось только выбрать рабынь. В их числе оказались несчастные сестры Рот.
В одном из домов в маленьком американском городке в ящике стола хранится завернутая в папиросную бумагу семейная фотография, обычный моментальный снимок. По композиции она похожа на официальный портрет семьи Крупп, сделанный в 1931 году по случаю серебряной свадьбы Густава и Берты, который висит в большом зале виллы «Хюгель». Конечно, семья на фотографии снята в гораздо более скромном интерьере, да и глава этой семьи, торговец вином, хотя и был зажиточным человеком, не мог, в отличие от Круппа, прибегнуть к услугам знаменитого художника. Фотоснимок запечатлел отца семейства Игнация Рота и его миловидную жену Марию сидящими на диване. На коленях у матери – шестилетний сын Ирвинг, а позади стоят дочери: семнадцатилетняя Ольга, пятнадцатилетняя Елизавета и четырнадцатилетняя Эрнестина. Сестры выглядят покорными и благовоспитанными, их мать хранит невозмутимость, малыш явно ерзает, а отец необъяснимо суров. Хотя, возможно, причина в том, что фотограф, которым был его старший сын Иосиф, собирался эмигрировать в Палестину.
Игнаций и Мария, с момента образования Чехословакии в 1918 году, гордились тем, что имеют гражданство этой страны. Они жили в центре процветавшего в то время Ужгорода, главного города провинции Рутения. Рот думал, что далекая германская угроза никогда не станет реальной для евреев в этом краю.
Иосиф держался другого мнения. Наступил ноябрь 1938 года. Чемберлен уже заключил сделку с немцами за счет чехов. В конце сентября генерал Йодль записал в своем дневнике: «Подписано Мюнхенское соглашение. Чехословакия как держава перестала существовать… Гений фюрера и его решимость не отступать даже перед угрозой мировой войны снова принесли победу без применения силы. Теперь надо надеяться, что этот наивный, колеблющийся и слабый народ уже покорен и останется таковым впредь».
Поскольку Иосиф не был ни наивным, ни слабым, то он дожил до нашего времени, сохранив сделанную им фотографию. Оккупировав Судетскую область, Гитлер, конечно, «гарантировал» территориальную целостность остальной Чехословакии и, конечно, не собирался держать слово. После того как «маленькая чешская «линия Мажино» была в его руках, Гитлер вскоре захватил большую часть провинций этой страны, кинув несколько костей жадным и близоруким соседям. Одной из таких «костей» и была Рутения. На нее давно претендовала Венгрия, чьи войска были уже сконцентрированы на границе. Связи между Берлином и Будапештом в это время расширились и укрепились, так что 14 марта 1939 года напуганные жители провинции провозгласили независимость и попросили Гитлера их «защитить». Но опоздали. Уже после войны, разбирая дипломатическую переписку рейха, представители союзников обнаружили послание Хорти Гитлеру от 13 марта в ответ на «подарок»: «Ваше Превосходительство! Сердечно благодарю Вас. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою радость, поскольку этот регион имеет для Венгрии решающее значение… Мы тщательно готовимся к началу дела. Уже есть приказ. 16 марта, в четверг, произойдет пограничный инцидент, а затем начнется общее наступление».
«А чего ждать?» – ответил Гитлер, и в восторге правитель Венгрии согласился. Уже рано утром 15-го числа венгерские войска пересекли границу. «Закарпатская Украинская республика» просуществовала менее двадцати четырех часов. На глазах у потрясенной семьи Рот венгерский флаг был поднят над зданием магистрата. Теперь их соплеменники официально считались людьми низшего сорта, и для новых властей это не было пустой формальностью. Елизавету и Эрнестину исключили из школы, а за семьей установили
